33 рассказа о китайском полицейском поручике Сорокине - Евгений Анташкевич

– Дора или Дарья…

– Именно так, и помочь нам в этом может только Элеонора Боули. В гостинице про эту горничную почти ничего не знают! Даже именной карточки не осталось. Смекаете? Только одно – из казачек и очень красивая!

Михаил Капитонович заглянул в дверь. Иванов в жилетке, светясь в солнечных лучах белым воротничком и рукавами, стоял и курил в открытую форточку.

– Явились! – сказал он и резко повернулся. – А у нас новости!

Сорокин вошёл и стал смотреть на следователя.

– Первая! Телеграмма от англичанки! Вторая: застрелился Гвоздецкий, как я и предсказывал, вот! – Иванов бросил газету. – «Русское слово», кстати, под редакцией вашего знакомого – Ива́нова! И третья! – Илья Михайлович сиял. – С повинной явилась Дора Чурикова!

Сорокин смотрел на следователя и не понимал, отчего тот сияет: оттого, что предсказал самоубийство Гвоздецкого, или оттого, что с повинной явилась Дора Чурикова!

«Дора Чурикова! Господи, телеграмма от Элеоноры!»

– Ну, что же вы? И о какой бутылке или фляге спрашивает мисс Боули?

Сорокин услышал вопрос и не мог пошевелиться.

– Что вы как рыба на льду – оказалась и лежит удивлённая? Вот, держите. – И Иванов протянул Михаилу Капитоновичу телеграмму.

«Уважаемые г-да Иванов и Сорокин!

До Екатерины Григорьевой у меня служила горничная Дора Михайловна Чурикова. Её точного места жительства указать не могу. Она приезжала ко мне из Нового города.

Г-н Иванов, поинтересуйтесь у вашего переводчика г-на Сорокина судьбой флажки. Он мне её задолжал ещё в двадцатом году.

В дальнейшем можете писать мне на русском языке, так, как я пишу вам.

С уважением, Элеонора Э. Боули.

19 ноября 1923 года.

Лондон».

От прочитанного Михаил Капитонович внутренне задрожал. Как он мог забыть? Он оставил фляжку у Серебрянникова и вот уже два с половиной месяца ни разу о ней не вспомнил, а вдруг её уже…

– Илья Михайлович, а можно я на час отлучусь?

– Что такое, голубчик? У нас сегодня столько новостей и работы, что боюсь, что время, потерянное на ожидание телеграммы, мы не скоро наверстаем!

– Мне срочно нужно в один адрес в Новом городе…

– В Новом городе? Ну что ж! Давайте, а на обратном пути будьте любезны заглянуть в полицейский участок на железнодорожном вокзале. Там нас ждёт Дора Михайловна Чурикова, собственной персоной.

У Сорокина в голове теснились мысли, вызванные новостями. Первая почему-то про Гвоздецкого: «Чёрт с ним! Прости господи, надо будет помянуть его, а вот всё же интересно, что бы об этом сказал Штин?» Вторая, конечно, про фляжку, которую он так преступно, он так и обозначил это про себя – преступно, забыл… А где он её забыл? Сорокин похолодел.

Он выскочил из тюрьмы и тут же подрядил извозчика.

– Спешишь, барин? – не оборачиваясь, спросил извозчик.

– Спешу!

«Вот только куда?» – Михаил Капитонович метался: сначала на Садовую, если Серебрянникова там не окажется, тогда надо будет ехать в кабинет на Больничной, всё равно это на пути от Садовой на вокзал.

– Садовая, 12, угол Пекинской, знаешь, где это?

– Знаю, а не знаю, так пошукаем! Мигом домчу! А тама ждать? Или останесся?

Сорокин думал одну секунду.

– Ждать!

Извозчик хлёстко ударил вожжами. До Садовой доехали быстро. Михаил Капитонович напряжённо думал, где он мог оставить фляжку. Она неотлучно была в его сидоре, с которым он был неразлучен, потому что сидор исполнял роль и чемодана, и платяного шкафа, и всего, где Михаил Капитонович мог хранить вещи, которых до недавнего времени у него практически и не было. «Всё-таки, скорее всего, в кабинете, а это хуже всего!» Он вспоминал, как после опиекурильни его подхватил Серебрянников, как они дошли до кабинета и он разделся в перевязочной и положил сидор в угол на кафельный пол, аккуратно, чтобы не разбить фляжку. Потом он переодевался, и Глафира подшивала данные ему Серебрянниковым пиджак и брюки, не по размеру. Помнил, как шли на Садовую и заставший их по дороге ливень, но ничего не мог вспомнить про сидор, потому что был одет в одежду с чужого плеча и это отвлекало. «Если оставил в кабинете, – он до боли сцепил пальцы, – Глафира могла или выкинуть её, или куда-нибудь, под что-нибудь приспособить!» И ему стало не по себе, когда он представил, под что в кабинете, где лечат… тьфу, чёрт… гадость… Глафира могла приспособить его фляжку.

Кучер остановился у калитки Румянцевых, и Сорокин соскочил с пролётки.

Дверь открыл Вяземский. После рукопожатий и удивлённых вопросов Михаил Капитонович рассказал о причине своего неожиданного визита.

– Нет, не видели в доме ничего такого, я же её хорошо помню, фляжку, сколько мы из неё…

– Жорж, кто там? Почему в дом не ведёте? – Сорокин услышал голос хозяина. – Что за секреты на пороге?

Дверь в сени отворилась, и появился Алексей Валентинович.

– Ба! – воскликнул он. – Какой гость! Быстро заходите, а то весь дом выстудите.

Михаил Капитонович, прикладывая руку к сердцу, торопясь и путаясь в словах, как мог быстро рассказал о причине, приведшей его сюда, и о том, что его ждут и совсем нет времени. – Ну что ж, милостивый государь, раз так, не смею задерживать! Жорж, а вы поведали Михаилу о наших новостях?

Георгий ответил, что всё расскажет по дороге, потому что и сам уже готовится идти по делам.

– Хорошо! Но мы вас ждём! – пожимая руку, молвил Алексей Валентинович Сорокин и Вяземский запрыгнули в пролётку, и кучер тронул с места.

Они не виделись уже больше двух недель, с того момента, когда были произведены последняя выгрузка с барж и расчёт, и Вяземский рассказал, что у Сергея Серебрянникова и его супруги Надежды родилась дочь, назвали Полиной, и предстоят крестины, а они с Наташей через неделю венчаются, и оба этих события будут праздновать одновременно.

– Я уже хотел идти разыскивать тебя, но видишь, как удачно получилось, фляжка тебя и привела, так что в субботу в Иверской в десять утра. Я уже и приглашение приготовил, хотел отнести. И… для тебя будет сюрприз!

– Какой? – удивился Сорокин.

– А коли не явишься, так и не узнаешь!

Новости были захватывающие, но Сорокин слушал и мучился, ему надо было радоваться за своих товарищей, и он радовался и тут же переживал, найдёт ли фляжку. Сюрприз, рождение ребенка, венчание друга! Конечно, он был рад их счастью и ждал сюрприза, но у него появилась и своя радость, и в этот момент она вся сконцентрировалась на таком обыденном и незатейливом предмете, как фляжка из-под виски. Его слегка потряхивало от сосущего чувства страха, если он её вдруг не найдёт.