Парижанка в Париже - Всеволод Кукушкин

– Да, так и заикой человека можно сделать, – с улыбкой заметила Анюта.

– Я потом с Олегом об этом говорил, – согласно кивнув головой, продолжил Николай. – Он вообще-то МЭИ закончил по атомным электростанциям, занимался реакторами. Так что отслужил практически по специальности на Северном флоте, видел многое, но все через перископ. А сейчас сошел на берег и занимается радиационной безопасностью. Толковый мужик!

«Видно, действительно толковый мужик, – подумала Анюта. – То-то американцы больше вокруг меня не проявляются. Не нужна им фехтовальщица-саблистка, да и как Колина герл-френд, интереса я не представляю. И это очень даже хорошо!».

Скорее всего, «толковый мужик» не просто работал в университетской лаборатории. В России никогда не забывали, что Франция входит в пятерку стран, обладающих ядерным оружием, да и атомные электростанции здесь являются «особыми» объектами. Другое дело, что французы не слишком шумят и умеют контролировать ситуацию. С Олегом было ясно – он и не скрывал, что именно его интересует – утилизация ядерных отходов. «Мусором занимаюсь!», – говорил он иногда любопытствующим.

А вот чем американцев заинтересовал Николай Гарнет? Вроде бы он здесь никому не раскрывал идею, над которой работал. На первый взгляд, ничего особенного в ней нет. Возможность получения газо-водородной смеси для создания двигателей для обычных автомобилей давно уже известна, постоянно привлекает внимание многих, в журналах хватает публикаций на эту тему. Даже существует название «криогенный двигатель», правда, там встречаются жидкие водород и кислород. Выглядит все весьма заманчиво. И экология не страдает, и стоить это будет недорого, только дальше теории и экспериментальных образцов дело не идет.

На самом деле идея, которую, как он выражался, «работал» Николай, была пока что из области фантастики. Если можно газ превратить в жидкость, то стоит постараться сделать его твердым по форме, как, скажем, «брикет». Затем можно поместить в какой-то прибор два «брикета» – один из водорода, второй – из природного газа, взять еще один компонент, содержащий кислород, найти способ поджечь получающуюся при встрече трех компонентов в особых условиях новую газообразную смесь и… «запустить» двигатель. На словах, в теории – просто, на практике – масса проблем.

Николай взялся сначала за теоретическую разработку процесса. В Москве его коллеги вместе с инженерами решали вопросы получения «брикетов» и их хранения. При этом при расчете «оболочек» главными были «сопроматчики», специалисты как раз в той сложной инженерной науке, которая правильно называется – сопротивление материалов.

Несколько человек «лопатили» специальную литературу, отслеживали все публикации по теме и в «Science», и в других научных изданиях. Умные парни из ФАПСИ составили программу, отыскивающую в Интернете любое словосочетание «газо-водородный синтез». Как они выражались, набросили «на всемирную паутину свою сеть». От Николая Гарнета ждали уточнений, формул. В чем-то это напоминало поиск «критической массы», без которой реакция не пойдет.

Наиболее привлекательной эта идея оказалась для военных. На такой смеси может работать двигатель торпеды, которыми вооружены подводные – и не только, лодки. Причем, торпеда может быть предназначена как для «ближнего боя», так и стартовать из-под воды. Выигрышей это сулит столько, что перечислять можно долго.

В Москве осенью Николай поделился идеей всего с пятью-шестью людьми. Сначала в МГУ, а потом с кем-то, чье имя он и не запомнил, из бывшего Артиллерийского училища, которое потом стало МВТУ, прежде чем получило современное название. Видно произошла «утечка», но в том-то и дело, что он и сам пока не очень четко представлял себе некоторые моменты, которые могли быть ключевыми.

Увы, специалистов, которые могли бы ему подсказать решения, попросту не было. Ни в России, ни в какой другой стране. Он и не догадывался, сколько пар глаз неотступно следят за ним в ожидании увидеть то ли формулу, то ли рисунок, то ли чертеж, а может быть и схему экспериментальной установки. Дальнейшее будет просто – хороших физиков в мире хватает, но вот не всем приходят в голову блестящие идеи. А стоит появиться простой идее, как тут же можно ждать появления заинтересованных «доброжелателей» и прочих любопытствующих.

«Эврика!» кричать еще было рано, но Гарнет чувствовал, что вот-вот найдет решение, как обеспечить эту самую смесь кислородом, чтобы интенсифицировать в небольшой камере процесс горения. Дальнейшее – дело техники.

В душе его царило спокойствие. Жизнь, а вернее – образ жизни, который он теперь вел, появление Ани, способствовали как раз творческому процессу. Ему не нужно было метаться в поисках неизвестно чего и неизвестно где.

* * *

Если американские «друзья» проявляют к кому-либо интерес, то они начинают собирать всю возможную информацию не только о человеке. Но и о его родственниках, друзьях и соседях.

В совокупности информация, полученная из разных источников, сводилось к тому, что Николай Гарнет происходит из семьи карьерного дипломата, успешно продвигавшегося по служебной лестнице и дошедшего до ранга посла по особым поручениям. Мать – бывший дантист. Из-за того, что приходилось сопровождать мужа в командировки, оставила практику и занялась фотографией. Сотрудничала даже с фотохроникой ТАСС, ничего предосудительного за ней не значилось. Дед был полковником Первого главного управления КГБ – так некогда назывался департамент внешней разведки «конторы» – работал под дипломатическим прикрытием. С возрастом стал преподавателем в одной из школ-училищ КГБ. Из-за того, что он был кадровым офицером, сына его как раз и не взяли в комитет – было такое решение советской «инстанции», как называли тогда ЦК КПСС, когда речь шла о заграничных делах деликатного характера. Достаточно стандартная биография.

В парижское посольство из Вашингтона продолжали приходить запросы, наверняка ретранслированные из какого-то технического центра, относительного того, что делает Гарнет. А потому двум атташе пришлось снова совещаться. За чашечкой настоящего кофе из итальянского агрегата, Стопарски и Бенсон пришли к выводу, что снова придется обращаться к французским «друзьям». Дело, конечно деликатное, с небольшим «душком», но интересов Франции не ущемляет.

У Саймона Стопарски был свой контакт – Режан Бодуэн, который считался сотрудником министерства иностранных дел. Хотя и не очень хотелось, но теперь предстояло открыть ему, к кому именно из русских, находящихся в Париже, у них возник интерес, и потребовалась помощь. Пришлось назначать рандеву в кафе.

Саймон начал было «рисовать» портрет Николая Гарнета, но оказалось, что это имя собеседнику известно. Французы также имели интерес к русскому ученому. Видимо, Бодуэн работал не только в министерстве, но имел доступ и к иной информации, а потому был готов к разговору.

– Так вот, Николай в этом семействе – отклонение от семейной традиции. Так сказать, отбился от трайба дипломатов и разведчиков, – выдвинул свое предположение Саймон.

– Да, судя по всему, работает он без «легенды». У нас есть информация, что его работа связана с разработками русскими новых ракетных двигателей, – уточнил Режан.