Сивилла - волшебница Кумского грота - Людмила Шаховская

— Сорвали — поблек!..

Вставала заря. При ее блеске Ютурна вышла из лодки на берег и вошла беспрепятственно в город, продолжая напевать слышанное в саду. Хор друзей и прислужников вторил ей. Ее напев сделался мрачным, грозным, его слова стали призывом к изгнанию тиранки Туллии.

Дочь невинно замученного Турна Гердония, ставшая сивиллой, явилась на форум. Римляне чествовали ее как богиню. Она пела, а ее муж Арпин, Виргиний Руф и другие, чудом избежавшие гибели проскрипты тирании говорили речи.

Песнь волшебницы сменилась гулом как будто от приближения бесчисленных роев пчел.

Эмилий скрылся в кустах, заметив, что из дома идут враги его.

Жестокая Туллия пришла со старшим сыном, ничего не зная о его поступке с Лукрецией.

— Фульвия! — гневно кричала она. — Зачем ты болтаешься целую ночь в саду? Зачем ты до сих пор не оделась в брачное платье? Тебе пора идти со мной в храмы приносить последние девичьи жертвы.

— Я принесу, но не брачные, — ответила римлянка, показывая на Арну, лежащую уже без дознания. — Не к свадьбе следует готовиться сегодня — вели костер воздвигнуть погребальный. В живых уж нет Ареты, Арны милой.

— Как? Умерла? Вот уж совсем некстати!.. — вскричала тиранка с полным равнодушием. — Но все равно… Мы смерть ее от всех до завтра скроем… Унесите ее, уложите в спальне!..

Тело унесли. Фульвия хотела тоже уйти, но осталась, потому что гнев переполнил ее сердце.

— О Туллия! — вскричала она. — О женщина-злодейка!.. Ведь это дочь Тарквиния скончалась, а ты ни единой слезы пролить о ней, я вижу, не желаешь! Ах нет! Ты не женщина, ты недостойна носить название доброй подруги, назначенной на радость человеку. Ты скала бесчувственная, огнедышащая Этна, губящая все близкое потоками лавы. Слышишь ли ты звук похоронной трубы, несущийся с главного форума? Там еще другая женщина, жертва твоего тиранства, покинула мир живых…

— О дерзкая! — мрачно перебила тиранка. — Как смеешь ты такую речь в лицо мне говорить?! Я все вольна здесь делать все что хочу. И Арна и ты — ничтожные козявки! Она мертва, ее я раздавила, так и тебя могу прихлопнуть на ладони, как гадкого червя, вот так!..

Для большей выразительности Туллия громко хлопнула в ладоши.

Звук похоронной трубы раздавался громче, приближаясь. Шум толпы возрастал. Рим пробуждался.

— Скажи, зачем нужна я Сексту? — заговорила снова Фульвия. — Святой обряд перед алтарем богов совершать должны двое любящих, мужчина и женщина, которым хотелось бы прожить всю жизнь вместе, взаимно помогая, без всяких принуждений. Так святость брака понималась нашими предками, так и мы должны понимать ее. За твоего Секста я не пойду — он ничуть не любит меня.

— Напротив, милая Фульвия, — вмешался льстиво Секст, — моя любовь к тебе чиста и горяча, как пламя жертвы.

— Презренный! — гордо ответила девушка. — Можно ль верить твоим словам?! Ведь ты недавно Лукреции в этом же клялся. Я знаю все. Ведь это ее похоронная труба звучит, зовет весь Рим на форум почтить кончину знатной матроны, дочери полководца, жены одного из Тарквиниев. Мрачные звуки сопровождают тело несчастной жертвы твоего злодейства. Жену свою ты умертвил, лишь только все приданое ее с толпой твоих друзей в разврате прокутил. Ты в Габиях до нитки всех ограбил, и в Риме нет уж никого, кто мог бы дать себя вам на поживу, доставить для твоей бездонной бочки минутное и злое торжество. Мой брат сумел сберечь мое наследство, которое в приданое несу… Пока возможно было грабить чужих, щадили вы меня, но все богатые патриции погибли, кроме жрецов и Спурия, которых тронуть вы боитесь. Вы грабить принялись свою родню и протягиваете алчные руки за моим приданым.

Туллия в бешенстве ломала свои руки, придумывая слова для возражения.

— Если мне будет угодно, — прошипела она, задыхаясь, — я возьму твое приданое помимо свадьбы! Ты не считаешь за честь назвать свекровью великую властительницу Рима, супругу Тарквиния, перед которой сенаторам приходится дрожать? И Ромула, и Тация потомки, во прах склонясь к моим ногам, трепещут и, как рабы, о милости взывают, целуют след ноги моей, а ты осмелилась презирать моего сына!.. Отныне я буду к тебе безжалостна, придумаю такие муки, что ты о них в Аиде не забудешь и не найдешь покоя никогда.

Но Фульвия уж не боялась тиранки, смело укоряя ее:

— Я не червяк и не раба, а Рим не вполне покинут богами! Напрасно грозишь — на всякую власть и силу есть могущество сильнее. Ломается коса, ударившись об камень, огонь гореть не может под водой, поток воды от солнца высыхает, завеса туч зной летний охлаждает, а злых людей карает гнев богов. Мне не страшны твои угрозы. Ты слышишь эти дикие крики? Это идет твой справедливый судья!

— Интересно знать кто? Если Спурий, то он не успеет прийти к тебе на выручку. Секст, нечего с ней церемониться, убей ее!..

— Сильвий! — крикнула Фульвия, убегая.

Секст погнался за ней с кинжалом, но вдруг упал, обливаясь кровью, получив удар мечом. Эмилий выступил из чащи, говоря гневно:

— Я Фульвии жених! К моей невесте, пока я жив, злодей, не подходи! Ее хранить и защищать я клялся перед тою, что мне была всегда дороже жизни. Мне Фульвия — ее последний дар.

— Моя сестра сосватала тебя?! — воскликнул раненый Секст, поднимаясь и не узнавая напавшего.

— Не стоишь ты названия ее брата…

— Кто ты? — спросила Туллия. — Мне знаком твой голос… Эмилий!.. Ты жив! Где Юний, где мой Пес? Слуги, рабы! Беда! Бежать! Юний!..

Она металась по аллее, впотьмах натыкаясь на деревья.

— Тиранка! — обратился к ней Эмилий, намереваясь заколоть ее. — Да падет на твою голову вся пролитая тобой кровь невинных!..

Но он оставил свое намерение, увидев толпу всякого сословия римлян, прибежавшую в сад, по пути выломав калитку, ведущую к реке. Впереди горделиво выступал старик, подняв высоко кинжал, омоченный в свежей крови. В лице Юния Брута теперь не было ни малейшего следа шутовской эксцентричности.

Эмилий указал Сексту вдаль, где через низкий забор было видно, как по улице несут покойницу.

— Злодей, убийца!.. Это Лукреция… Она закололась с отчаяния и горького стыда, осрамленная тобой!

Эмилий еще раз пронзил грудь Секста мечом. Струсивший полупьяный злодей снова упал и лишился сознания.

— Я спасена… — бормотала Туллия. — Здесь Брут… я могу бежать. Пес мой верный, спаси меня! Отдаюсь под твою защиту. Ты стал во главе этой толпы, я уверена, для того чтобы…

Но Брут перебил ее речи.

— Да, я был твоим псом. Оракул рек, что «пес» заговорит, когда конец настанет вашей власти. Я человек теперь, не пес вам больше Юний Брут! Не стану рук лизать и по-собачьи лаять, выпрашивать подачки за пирами от щедрости убийц родителей моих, жены, развратителей сыновей.