Саморазвитие по Толстому - Вив Гроскоп

которые выглядят вполне правдоподобно. В «Анне Карениной» Анна и Вронский оказываются вместе только потому, что Кити и Вронский расстаются (а Кити поэтому оказывается вместе с Левиным). Так же и в «Войне и мире» отношения Андрея и Наташи обречены, потому что Наташа предназначена Пьеру. А счастье княжны Марьи и Николая становится возможным только благодаря Соне. Даже второстепенные персонажи вроде Денисова не могут избежать участия в этом «эффекте домино»: Наташа отвергает его предложение руки и сердца, чтобы он позже сыграл ключевую роль в спасении Пьера, чтобы Пьер остался жив и… женился на Наташе.

У Толстого часто встречается этот урок: иногда наше несчастье способствует счастью других. Все это происходит не просто так. И всем этим движет сила гораздо более могущественная, чем наши надежды и желания. Эта сила в конце концов оказывается вполне милостивой: несмотря на все перенесенные страдания и несчастья, в конце пути нас ждут счастье и стабильность, а также радость спокойной, заслуженной семейной любви, которая на протяжении значительной части романа кажется недостижимой ни для Наташи, ни для Пьера. Не все мы получаем по заслугам. Но так устроен мир, и, принимая то, что нам достается, мы иногда становимся счастливее, чем ожидали. Урок тут опять же простой: думай о хорошем.

А как же судьба? Судьба в романе буквально повсюду. До такой степени, что на фоне роли совпадений в «Войне и мире» «Доктор Живаго» кажется чуть ли не точным историческим документом. Французский полк, который атакует Долохов, оказывается именно тем полком, у которого в плену находится Пьер. Обычное дело, правда? Из всех мест, где мог оказаться князь Андрей после перенесенной операции, он оказывается… дома у Наташи. Но Толстому запросто удается с нами это проделывать, разбрасывая невероятные совпадения по огромному количеству страниц, поэтому ты даже их не замечаешь, пока не доберешься до финала и не оглянешься назад. С другой стороны, в реальной жизни случаются самые невероятные совпадения и самые странные причинно-следственные связи, которые никто бы даже не осмелился использовать в литературе. И без пересечений всех этих персонажей, которым надо так или иначе взаимодействовать друг с другом на протяжении пятнадцати лет и на огромной географической территории, не было бы никакого романа. И все же очень сложно заставить себя поверить, что, отправившись на войну вместе с сотнями тысяч других солдат, ты в конце концов случайно встречаешься с другом детства… Но кто мы такие, чтобы выступать с подобной критикой?

Если отвлечься от этого насыщенного и странным образом реалистичного нарратива, всю философию Толстого можно показать через одну сцену — за это время Пьер только и успевает съесть посыпанную солью запеченную картошку. Этот эпизод — сердце всей книги; его можно прочесть за пять минут: том четвертый, часть I, глава 12. В нем заключается главная идея книги, да и всей жизни Толстого. Из всех персонажей, представляющих Толстого в его собственных произведениях — Левин в «Анне Карениной», Пьер в «Войне и мире», — больше всего от имени автора говорит Платон Каратаев, угощающий Пьера соленой картошкой и появляющийся совсем ненадолго. Пьер встречает его, когда оба они находятся в плену у французов. Каратаев — настоящий русский мужик: говорящий простым языком, мудрый, настоящая соль земли. Он преподает Пьеру несколько уроков, которые приобретают огромное значение в жизни Толстого на протяжении многих лет после публикации «Войны и мира» и, позже, «Анны Карениной».

Уроки Каратаева просты. Будь благодарен за отношения с матерью (мать Толстого умерла, когда ему было два года). Получай удовольствие от семейной жизни (его отец умер, когда Толстому было девять). Заведи собственных детей (у Толстого было тринадцать, восемь из которых не умерли во младенчестве). Если у тебя есть дом или поместье — значит, тебе повезло (Толстой унаследовал родовое поместье в Ясной Поляне в 1847 году, когда ему было девятнадцать). Не забывай посолить картошку и ешь ее с удовольствием, как деликатес (ближе к концу жизни Толстой стал ярым вегетарианцем).

Каратаев добавляет: «Только бы в совете жить». Толстой не всегда следовал этому наставлению — точно не тогда, когда сказал Чехову, что тот пишет пьесы еще хуже Шекспира. Но никто не может всегда следовать собственным советам, разве не так? Важнее всего в жизни стоицизм и покорность судьбе: «От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся». Толстой прекрасно знает, что Пьер — самый близкий ему самому персонаж, и позволяет ему воспринять слова Каратаева всем сердцем: «…Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого».

О, если бы мы все были похожи на Платона Каратаева! Ему за пятьдесят, но выглядит он гораздо моложе. У него «ярко-белые и крепкие зубы», которые «выказывались… когда он смеялся (что он часто делал)». (Ну тут Толстой точно выдает желаемое за действительное. Белые зубы? Частый смех? В России девятнадцатого века?) По вечерам он любит петь. А просыпаясь, он тут же вскакивает, встряхивается и начинает заниматься делами. Вообще, если подумать, то Платон Каратаев мог очень раздражать, особенно по утрам. Но давайте закроем на это глаза.

В болтовне старика слышатся даже отголоски знаменитого эпиграфа к «Анне Карениной» («Мне отмщение, и Аз воздам»): «Рок головы ищет. А мы все судим: то не хорошо, то не ладно». Человеку не дано судить и воздавать. Это дело Бога. Мы должны принимать судьбу с готовностью и терпением. «Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь — надулось, а вытащишь — ничего нету». Сила Каратаева — в его спонтанности; он не зацикливается на словах и их значении — он говорит то, что хочет, когда хочет. Это хрестоматийный пример человека естественного, пребывающего в мире с самим собой. «Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка». Если от него и можно чему-то научиться, то вот оно: «…Он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком — не с известным каким-нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами». Именно этим человеком попытался стать Толстой, отрекшись от своих «легкомысленных» романов. Это превращение из многогранной лисы, интересующейся всем и всеми, в ежа, которому удалили все иглы и который просто сидит на одном месте, декламируя буддистские мантры. Это крайне полезный совет — если бы кто-то был реально способен ему последовать.

Мне очень повезло в том, что я пришла к «Войне и миру»,