Пушкин и финансы - Коллектив авторов

он сулил ему золотые горы. Сообщив поэту о положении «Онегина», что само по себе как будто не располагало к оптимизму, – Плетнев предложил Пушкину целый грандиозный план издательской деятельности, чрезвычайно любопытный и не нуждающийся в комментариях, почему и приведем его целиком:

Желаешь ли ты получить денег тысяч до пятидесяти в продолжение пяти месяцев, или даже четырех с начала сентября до конца декабря?

Вот единственное и вернейшее средство: ВПришли мне (как только возможно тебе скорее) вторую и третию песни Онегина, чтобы я вместе напечатал их в одной книжке в продолжение сентября. II. Велеть Льву в половине сентября непременно отдать мне разные Стихотворения. чтобы 1-го октября взял я их от Цензора и снес в Типографию. III. Приготовь оригиналы, со всеми своими давними и новыми поправками, примечаниями и проч., всех пяти поэм: Руслана, Пленника, Фонтана, Разбойников и Цыганов – непременно к 15-му октября, что бы я мог их к 1-му ноября взять от Цензора и снести в Типографию. Если это все ты в состоянии сделать, то я (отвечаю честию), не требуя от тебя ни копейки за бумагу и печатание, доставлю к 1-му генваря 1826 года. не менее 50000 рублей. Вот и расчет мой a peu presXIV: Я надеюсь непременно после издания 2 и 3 песень Онегина продать вдруг I Песни его 850 экземпляров (за вычетом процентов книгопродавцам) на 3400 руб.

Потом: 2000 экз. 2 и 3 песен Онегина

по 4 руб. 50 к. за экз.

на 9000 руб.

Далее 2000 экз. Разных Стих. также

по 4 руб. 50 к. за экз.

на 9000 руб.

Наконец 2100 экз. Поэм всех, считая хоть

по 13 руб. за экз.

26 000 руб.

–

Итого 47 400 руб.

Ты уже видишь, что немного недостает до 50 000. Но я надеюсь с помощию нового плана продажи выиграть менее уступки книгопродавцам и более сбыть вдруг экз. прямо на деньги, чем не только оплатится бумага и печатание всех этих книг, но и достанет дополнить сумму до 50 000 <…> По новому плану моему продажи, я, по отпечатании новой твоей книги, рассылаю афиши по всем книжным лавкам, где назначится, какая уступка сделана будет, если на чистые непременно деньги возьмет у меня купец для продажи 50 экз.; если 100, если 250, если 300 и т. д. Монополии нет. Они все усердно готовы брать вдруг более, потому что больше уступки процентов. В долг никому ни экземпляра. Сверх того объявляю, что эта книга продается в такой-то квартире Плетнева, хоть для близ живущих. На этих экземплярах мы ни копейки не теряем процентов. В Москву и другие города также на чистые деньги. Я в восторге от этой мысли высокой[586].

Этот план, кроме грандиозности предполагаемых цифр пушкинских доходов, – в которых, впрочем, не было ничего невероятного, – особенно интересен еще тою внимательностью, с которою Плетнев вникал во все мельчайшие детали предстоящих операций, с тем, чтобы повысить их доходность. В самом деле, в наше время автору, самому напечатавшему свою книгу, едва ли придет в голову, помимо книгопродавца, продавать ее еще и у себя на квартире, дабы выиграть на скидке. Но тогда, очевидно, в этом не было ничего необычайного, и все эти соображения Плетнева находили отклик у Пушкина.

Последнюю статью о книгопродавческих скидках, после успеха «Стихотворений», Плетнев еще надумал ограничить. «На будущее время, – писал он Пушкину 27 февраля, – я отважусь предложить им одну общую статью: кто бы сколько ни брал, деньги должен вносить чистые и уступки больше 10 проц. не получит»[587].

Впрочем, далеко не один Плетнев так высоко расценивал материальные возможности Пушкина. Письма к нему друзей его – Вяземского, Дельвига, Александра Бестужева – полны просьб и предложений издать сочинения Пушкина. Не молчали и книгопродавцы. Так, в марте 1825 г. И.И. Пущин извещал Пушкина о желании московского книгопродавца Селивановского приобрести второе издание «Руслана», «Пленника» и «Фонтана» за 12 тыс. руб.[588] Пушкину весьма улыбалась такая комбинация, но в это время дошел до него слух о том, что будто бы Ольдекоп повторил свою проделку. «Предложение Селивановского, за 3 поэмы 12000 руб., кажется, должен я буду отклонить, – сетовал он в письме к Вяземскому, – по причине новой типографической плутни: Бахч. Ф. перепечатан»[589].

Одновременно запрашивал Пушкин и брата: «Справься ради Бога об Фонтане, эдак с голоду умру– с отцом да с Ольдекопом».[590] Страхи Пушкина оказались напрасными, но сделка, тем не менее, не состоялась.

Оговоримся, впрочем, что Пушкин отнюдь не торопился обыкновенно с изданием своих сочинений и сплошь и рядом в переписке умерял рвение и поспешность своих друзей. Напомним: «Кавказский пленник» был закончен в феврале 1821 г., и только в мае следующего, 1822 г., Пушкин задумал его напечатать. «Цыганы» пролежали в рукописи три года, в течение которых только отдельные отрывки из них появлялись в печати. «Евгений Онегин», вопреки всем настояниям Плетнева, продолжал печататься отдельными главами, причем между окончанием главы и сдачей ее в печать нередко проходили год-два и более.

Такая медлительность Пушкина, на первый взгляд необъяснимая при его склонности всячески увеличивать свой бюджет, проистекала, очевидно, от разных причин. Несомненно, наряду с мнительностью «взыскательного художника»[591], здесь играли роль соображения и меркантильного характера. В отношении издания «Онегина» это последнее совершенно очевидно. Печатание его отдельными главами приносило несравненно больший доход, нежели могло дать одно полное издание. Но об этом речь впереди. Что же касается выпуска в свет отдельных поэм, то и здесь, очевидно, Пушкин имел в виду коммерческие выгоды, с одной стороны, опасаясь выбрасывать на рынок по несколько своих книг сразу, с другой стороны, предпочитая предварительно печатать свои поэмы отрывками в различных повременных изданиях[592].

Литературные доходы Пушкина в последнее десятилетие

I

8 сентября 1826 г. фельдъегерь доставил «прощенного» Пушкина в Москву. Ссыльная пора его жизни кончилась, и впредь Пушкин приобрел возможность нести непосредственный надзор за печатанием своих произведений. Этому обстоятельству обязаны мы тем, что источники об издательской деятельности поэта после 1826 г. еще более оскудевают.

Совершенно очевидно, во всяком случае, что материальный успех сопутствовал и прогрессивно рос со все возрастающей славой Пушкина. В 1828 г. «Северная пчела» замечала, что «редко можно найти дом (разумеется, русский), где бы не читали произведений А.С. Пушкина, тотчас по выходе их в свет…»[593] «Московский телеграф» писал, что «за Пушкиным библиографическое известие едва успевает: его творения раскупают прежде, нежели медлительный библиограф