Почти англичане - Шарлотта Мендельсон

Все это более чем возможно, если сойдутся даты, что вряд ли. Когда Хейди уходит мыть голову, Марина достает из-под матраса «Нити золота». «Александр Вайни, – сообщает обложка, – родился в 1944 году, стипендиат Вестминстера и Оксфорда».

Подожди-ка.

Если это не он, то кто? Брат, отец? Или все случилось раньше, в Первую мировую? Да, непростая задача. Марине нужен удобный чердак, полный тайников с письмами, или старая няня с историей наготове. Ильди могла бы все объяснить, но Марина не хочет, чтобы из-за нее плакали. Рози? Слишком страшно. Жужи?

«Жаль, что ты ничего мне не рассказал, – думает она о дорогом дедушке, хотя лицо его видит смутно. – Я, – говорит она себе, – оказалась меж двух воюющих семей, но останусь верной Монтекки. Или Капулетти? В общем, кому-то из двоих».

Лорины потайные таблетки взывают к ней. Сервант как будто пульсирует; когда кому-то из тетушек требуется чистый платок, Лора вскакивает и приносит его сама. Она вся издергалась. Может, принять одну для успокоения?

Петер бы знал, что делать. Да, Петер; словно зуд, словно тик, мысли возвращаются к четвергу. Она была готова посвятить жизнь уходу за смертельно больным, а ее выставили за дверь. Щелк – и конец, а она, как дура, стоит посреди моста, наполовину ушедшего под воду.

Идиотка, думает Лора. Могла бы и предвидеть.

Она обновляет адреса на работе: кто-то умер после продолжительной болезни, кто-то мудро сменил практику. Каждое слово – впустую потраченная секунда, которых у Петера осталось так мало. Лора думает: «Уилфред Бантинг, я тебя ненавижу. Это ты, с бородавкой? Что с моей памятью? Привет, Маргарет О’Рили, самая лысая женщина из всех, кого я знаю. О, Ирен Саксл (ум.), Куинсфорд-гарденз, Запад, 8, бедная миссис Саксл, я снова люблю Петера Фаркаша».

Боже…

Она пристально смотрит на карандаш: мягкое дерево, металлический блеск. Вот оно что. Она так и знала. Любовь и не думала уходить.

Почему, интересно Марине, шестиклассники так радуются при всяком упоминании о Дне основателя? Каждый раз, когда доктор Три объявляет техническую репетицию или просит предупредить родителей, что билеты на «Микадо» скоро закончатся, по капелле пробегает волна возбуждения – от малышни у алтаря, через пятиклассников и, по нисходящей, к задним рядам. Это из-за того, что половина не видит родителей из месяца в месяц?

Про Фаркашей такого не скажешь: они начали планировать поездку с конца сентября, если не раньше. Вчера вечером Марине пришлось обсуждать по телефону, нужно ли Жужи брать с собой маникюрный набор. Меньше чем за две недели, по рекомендации кастелянши миссис Лонг, они забронируют номера в привокзальной гостинице «Брэгарольд», поскольку все прочие слишком дороги. Их ждет большая развлекательная программа: выставка керамики, представление барабанщиков, выступление бродячих актеров, дебаты семиклассников («Этот Факультет считает, что Успех – сам по себе Награда»), парад Объединенного кадетского корпуса – и не только. Они купили билеты (четыре фунта каждый, возврату не подлежат) на «Венецианского купца», камерную постановку «Сирано де Бержерака» от Общества основателя и оркестровый спектакль «Все о джазе» с участием Саймона Флауэрса (классическая гитара). Никто толком не знает, должны ли родители платить за учеников, поэтому Рози на всякий случай взяла билеты с запасом. Марина боится, что День основателя окончательно разорит семью.

Вообще, чем больше она об этом думает, тем больше падает духом. Случиться может что угодно. Ее родственники слишком своенравны – на них и в супермаркете нет управы, не то что в Кум-Эбби. Они будут разгуливать по территории, запросто отломают ветку маг-нолии, чтобы украсить гостиничный номер, или сядут рядом с Мариной в буфетной и станут резать для нее куриную ножку. И потом, в школе опасно. Вдруг они вдохнут воздух, который выделяет Симонетта? Или встретят семейство Вайни? Марина приведет их к погибели. Каждую ночь, оставив еще один день позади, она лежит в постели, изнывая от подкрепленных кофеином желаний, и в голову лезут колючие ветки паники. Нельзя ли сфабриковать письмо, которое известит семью об отмене праздника? Она обязана что-нибудь предпринять. Нельзя сидеть сложа руки.

Лоре скоро придется что-то решать. День основателя приближается, как поезд, а она раскорякой привязана к рельсам. Алистер ждет ответа. Петер умирает или, как вариант, выздоравливает и ходит налево. А влюбленная Лора тем временем будет три дня сопровождать пенсионеров по третьесортной дорсетской ярмарке.

Сегодня в обеденный перерыв она сама не заметила, как забрела в аптеку Бута, прошла мимо незнакомых приспособлений для наведения красоты, ортопедических аппаратов, детских бутылочек и наконец, притворяясь приличной женщиной в поисках шампуня, добрела до раздела планирования семьи. Отвратительно. Грязная девка, вот она кто. В наказание Лора вернулась на работу без сэндвичей.

По крайней мере, через восемь ночей она увидит Марину. С ней ведь все хорошо?

Восемь ночей. Семь. Она обрывает себя.

– Это нормально, – говорит Гай.

Вечер вторника, они сидят в его спальне. Он заверил, что пока мусорная корзина стоит в коридоре, никто, даже мистер Стеннинг, сюда не войдет.

– Но так делать запрещено, – возражает Марина. – Нельзя закрывать дверь, когда ты, ну, наедине с девочкой. Все это знают. Такое правило.

– Не для меня, детка. Ну так что? В понедельник вечером? Во вторник? Могу обеспечить по крайней мере час. Или два. Нам может и больше потребоваться. Можно и на всю ночь.

– Это безумие.

– Все так делают.

– Но разве…

– Это же День основателя, дурочка. Учителя в основном пьяные. Родители тоже.

– Только не мои.

– Нечего обижаться. Все чуток выпивают.

– Я, – с достоинством говорит Марина, – никогда не видела никого из членов моей семьи пьяным.

– Отлично, – говорит Гай. – Но остальные будут. Так что мы потихоньку смоемся, и я сорву твой бутон.

Марина теперь спит не больше пяти часов в сутки, укрепляет силы «Про-плюсом», который в Илингской школе считается чуть ли не героином, а также ежевечерне поглощает яблоки, изюм и сухие мюсли. Она себя ненавидит. Что-то внутри ее тикает, как в крокодиле из «Питера Пена».

– Гай, – говорит она, слегка морщась, когда его рука заползает к ней в трусики, – твои родители будут на празднике?

– Простите, – говорит Лора, согнувшись в Жужиной спальне над телефоном. – Я… он не мог бы… я…

– Это Лора? – спрашивает Сьюз.

– Я… да. Как он? То есть Петер.

– Я знаю Петера, – зачем-то сообщает она. – С ним все нормально.

– О, хорошо! Я, понимаете, мы не… я подумала… Простите, все-таки нормально или так себе?

– Нормально.

– Но… О'кей. О'кей. Значит…

– Можете с ним поговорить. Он тут рядом стоит.