Ведьма внутри меня - Ника Маслова

Софи мягко улыбнулась.

— Мне бы не хотелось отвечать на этот вопрос.

Я кивнула. Ответ был предельно ясен.

— Скажу лишь, что о браке до встречи с леди Майри он никогда не задумывался, — продолжила Софи. — Она была первой, кто коснулся его сердца… Но я почти уверена, что она сделала это, подобрав ключи, так сказать. Но вам это не нужно, вы войдёте с парадного входа и станете в его сердце полновластной хозяйкой, если того захотите. Вам почти ничего не нужно для этого делать — только оставаться собой. И не скрывать от него важное, разумеется.

С улицы доносился шум. Она подошла к окну, отвела в сторону занавеску, затем повернулась ко мне.

— Вы готовы идти? Виконт уже прибыл.

Я не была готова.

— Всё будет хорошо, — сказала Софи. — Пойдёмте.

Когда мы спустились на первый этаж, я повернула к себе.

— Я ненадолго.

— Мне подождать вас? Может быть, нужна помощь?

Софи была очень доброжелательна, но я нуждалась в том, чтобы побыть наедине со своими мыслями и всем тем, что никак не желало укладываться в голове. Она немного волновалась из-за меня, но отпустила одну.

У себя в ванной комнате я снова умылась холодной водой, потом долго смотрела себе в глаза в отражении зеркала. Впервые со времени попадания сюда я не была безоблачно счастлива самому факту, что нахожусь здесь. Даже перед казнью мне не было так тяжело. А всё потому, что окружающий мир перестал казаться сказочным местом.

Здесь превращали людей в собак и не только собак, как я поняла. Здесь рисовали пентаграммы и вызывали демонов. Здесь мужчину могли приворожить — всерьёз, а не в качестве развода на деньги. За чтение книг в неподобающей позе или настроении следовало сверхъестественное наказание, не как у нас — а взаправду. И ведь это не всё. В этом доме я — как в коконе, как фарфоровая чашка, завёрнутая в бумагу. А вне его — сколько мне ещё предстоит узнать нового и, возможно, настолько же ужасного, как превращение людей в бессловесных животных.

Это другой мир, живущий по своим правилам и законам. А я всё мерила по себе и привычному, нашему.

Не знаю, почему мне стало так тяжело на душе. Так тесно, будто я вновь оказалась в клетке обездвиженного тела. Я представила себя на месте этого Бренана, и мне стало нехорошо. Я почти ничего не ела сегодня, но меня затошнило. Мне было его до слёз жаль.

Не знаю я, что он сделал, но это же страшно. Это самое ужасное наказание, которое только возможно представить. Я пять лет провела в теле собранного из кусков Франкенштейна, не могла ходить, нуждалась в чужой помощи и заботе. А Бренан находился в теле пса, вернее, его тело изменили до собачьего. Он потерял возможность говорить, лишился человеческого достоинства. Не знаю, что он сделал, но это же страшно, это ужасно настолько, что даже невозможно представить себя в таком состоянии.

Софи сказала, что так они заменяют преступникам смертную казнь. Между смертью и собачьей жизнью что бы выбрала я? Честно — не знаю. Может быть, смирилась с собачьей судьбой, но такой жизни точно не радовалась бы.

Я умылась ещё раз. Глаза всё-таки покраснели, и я запрокинула голову.

Всё хорошо, у меня всё хорошо. Здесь я могу ходить. На мне платье принцессы и драгоценности. Прекрасный мужчина поцеловал меня сегодня. Софи на моей стороне, заботится, будто мама. На мне медальон, который защитит от любого зла. Скоро я расскажу о колдовской книге, и это станет уже проблемой Дэбрэ, не моей.

Я представила себя, пытающуюся поднять карандаш с пола, падающую в кресла, не удержавшись — беспомощную, словно наполовину раздавленный червяк. Да, обмен стоил того. Но райское сияние этого мира в моих глазах всё-таки потускнело.

Я привела себя в порядок, воспользовалась пудрой, румянами — всего капелькой. Я выглядела прекрасно, хоть картину рисуй. Только желание рисовать не возникло.

Как и вчера, я направилась сначала не в столовую, а в гостиную.

— Всё будет хорошо, — напутствовала меня Софи прежде, ещё когда мы расставались у лестницы. — Но не спешите с признаниями.

— Вы так говорите, будто виконт Дамиан страшен в гневе.

Софи не ответила мне, но сейчас, открывая дверь в комнату, где он меня, скорее всего, уже ждал, я думала о том, что к её предупреждению стоит отнестись очень серьёзно.

Папа часто повторял: «Чтобы не разочаровываться, не стоит очаровываться». Дэбрэ меня уже очаровал, а разочаровываться в нём так не хотелось.

Дэбрэ встал при моём появлении. И только взглянув в его лицо, я во всех красках вспомнила, как мы прошлый раз расстались. Его губы — я помнила их твёрдость и мягкость — дрогнули, а свои я облизала и только потом осознала, что сделала.

Он заметил. Ну разумеется.

Да что ж такое. Всего один взгляд на него — и от сосредоточенности и спокойствия ничего не осталось.

— Вы выглядите прекрасно, Майя, — сказал он низким голосом, и прийти в себя это тоже не помогло.

Он волновал меня всего лишь тем, что мы находились рядом и говорили. И что, теперь так будет всегда?

— Спасибо. Вы очень добры.

Мне хотелось выйти за дверь и дать себе несколько минут, чтобы собраться перед встречей с ним. Но увы, мой уход выглядел бы побегом. Да и поздно уже — Дэбрэ подошёл ко мне и подал руку, чтобы проводить к дивану.

Не настолько уж бесполезный жест это держание под ручку — из-за его близкого присутствия мне стало сложно дышать. Дэбрэ явно пытался заслонить собой весь мир — в моём воображении, а в реальности — усадил, а затем любезно предложил что-нибудь выпить.

— Воды или чего-то ещё?

— Только воды.

У меня немного гудело в ушах, а стакан в руках стал сосредоточием мира.

Дэбрэ видел всё. И не постеснялся об этом сказать:

— Вы так смущены. Я пугаю вас?

— Нет, всё хорошо. Не обращайте внимания.

— Разрешите всё-таки обратить.

Он забрал у меня стакан и унёс его. А затем вернулся — и сел рядом, всем корпусом повернувшись ко мне.

— Пожалуйста, посмотрите на меня, Майя.

Дэбрэ взял меня за руку — и моё сердце совсем как с ума сошло. Он не мог не слышать, как сильно оно бьётся, но даже не подумал отодвинуться. Дождался, пока я подниму голову и посмотрю ему в лицо.

Он так смотрел — под его взглядом можно было сгореть.

— Я не буду просить у вас прощения за то, что сделал тогда в библиотеке.

— И не нужно. Мне не нужны извинения. Я только… Это оказалось совершенной неожиданностью для меня.

Всё, я больше не могла смотреть на него. У меня горело лицо. И больше всего на свете я хотела уйти — и остаться.