Гамбит Маккабрея - Кирил Бонфильоли

— Где?

— В спальне.

Он провел меня туда и повторил процедуру. Он был хорош. После этого мы отправились. Транспорт у них был практичный — нечто вроде «ровера», и меня заставили сесть спереди, рядом с голландцем, который вел, Английский лягаш — ну, в общем, я все еще не был уверен, что он не он, — нагнулся вперед и сказал, что я не должен выкидывать никаких глупых фортелей, потому что его пистолет нацелен мне в левую почку. Между тем любому школьнику известно, что если человек намерен вас застрелить, он так и поступает здесь и сейчас, не расползаясь белками по древесам. Явно я был нужен им живым, поэтому угроза прозвучала досуже. То есть я надеялся, что у нас такой досуг. Я изогнул шею, чтобы через плечо разглядеть, о каком огнестрельном оружии мы говорим; англичанин зарычал, чтобы я смотрел вперед. Пистолет был на месте, как положено, и времени мне хватило в аккурат на то, чтобы распознать в нем чудовищный автоматический «кольт» 45-го калибра, заказ Правительства США, способен проделать дыру в кирпичной стене. Что же было приятного в этом конкретном образце — на нем не имелось глушителя; разрядите такую штуку в машине — и движение вокруг замрет на много миль. То была их третья ошибка. Я углубился в мыследеятельность.

— Куда это вы меня везете? — досуже поинтересовался я.

— Домой, — ответил голландец. Вероятно, это задумывалось как шутка. Мы мчались на восток. Проезжая мимо св. Павла, я обратил внимание голландца на его архитектурные красоты. — Зоткнис, — только и сказал он.

Мы мчались на восток еще быстрее — теперь мимо проносились районы Лондона, довольно-таки незнакомые мне.

— Где это «домой», будьте любезны? — снова прервал молчание я.

На сей раз ответил англичанин:

— Дом там, где сердце. — В голосе его звучало благодушное самодовольство крупного человека с крупным пистолетом в руке. — Мы просто отвезем вас в милое и тихое местечко, где вам смогут задать несколько вопросов, а потом, если ваша супруга в двадцать четыре часа доставит мистера Ри на Джерэд-стрит, мы вас отпустим, что скажете?

— ЗотКНИС! — рявкнул голландец. Похоже, руководил здесь он. Из-за этих нескольких слов между тем день был прожит не зря, ибо теперь мне было ясно: эти двое — просто-напросто «шестерки» еще одного «их», которому необходимо узнать кое-что, известное мне, и я, стало быть, — ценный заложник. Я более чем обычно был уверен, что сейчас — не время делать дыры в почках Маккабрея.

Когда мы выехали на сложную дорожную развязку, забитую движением и плотно населенную полисменами в мундирах, я пробормотал голландцу, что в Англии мы ездим по левой стороне. Он, вообще говоря, так и делал, но мое замечание вынудило его задуматься, и руль в его руке дрогнул. Я выхватил ключ зажигания; машина замерла в самой середине сумбура яростной массы автомобилистов, и я выскочил. Естественно, стрелять в меня не стали. Я подбежал к ближайшему бобби, лопоча, что у водителя инфаркт и где тут, пожалуйста, ближайший телефон. Он показал на будку, после чего величественно затопотал к машине, ставшей теперь ядром кошмарнейшего затора.

В будке я неистово набрал собственный номер и вогнал в аппарат расточительный десятипенсовик. Иоанна ответила из своего будуара, где отводной трубки не заметили.

— Слушай, — сказал я. — Я в телефонной будке, угол… — Я прочел то, что написано на инструменте. — И я от них сбежал, но ненадолго. Буду в… — Я отчаянно высунулся из будки и узрел напротив огромное неопрятное здание, похожее на склад. На нем значилось название. — …В «Соленом деревенском беконе Мойхера», — прочел я.

— Сейчас не время для соленых шуточек, Чарли-дорогуша.

— Просто гони сюда Джока — быстро.

Я повесил трубку, не уделив времени даже проверке ячейки для возврата монет. И побежал к превосходнейшему мистеру Мойхеру. В самых дверях престарелая неряха, благоухающая жидкостью «Джейз»,[161]указала мне на приблизительное местоположение «начальства».

— Он, наверно, обедает, — прибавила она. — Из бутылки.

Как только неряха скрылась из поля зрения, я сменил направление движения — и не раз — и углубился в лабиринты скотобойни. Смрад опаленной поросятины стал прямо-таки мучителен; меня самого потянуло к жидкости «Джейз». Отвратительный визг рассек воздух — то был свисток на обеденный перерыв, но мне он стоил дорогого. Я взял себя в руки, напустив вид чиновника из Министерства здравоохранения, нагло прогуливающегося в поисках бактерии «клостридиум ботулинум».[162]Рабочие, толпой пронесшиеся мимо, не удостоили меня и взглядом — они мчались поиграть в опасную игру с паратифом из пирожков с говядиной в «Гроздь винограда»: пирожков со свининой, изволите ли видеть, они и в рот бы не взяли, ибо каждый день наблюдали, как их делают. Гордо вышагивая по коридорам, то и дело наобум сворачивая туда и обратно весьма целеустремленным манером, я лихорадочно занимался ментальной арифметикой — складывал и вычитал, насколько быстро Джок сюда сможет добраться. Очень, видите ли, славно быть ловким и хитроумным, но когда вы по самые белки глаз в летальном дерьме, вам не обойтись без головореза — того, кто имеет в таких ситуациях опыт еще с первой отсидки в Борстале. Джок — в аккурат такой головорез — его могли бы себе позволить немногие торговцы искусством, — и я был уверен, что он со всей возможной прытью поспешит в «кошоннери»[163]Мойхера, причем должным образом экипирован будет парой латунных кастетов, одним «люгером» и, если ему удастся отыскать ключ, одним «банкирским особым» револьвером — тем, что я всегда держу в ночной тумбочке. Двадцать минут — так расписал я этот гандикап. Мне следует продержаться и не сдохнуть всего двадцать минут.

Я протиснулся мимо груды ларей, помеченных «ТОЛЬКО ДЛЯ КОШАЧЬЕГО КОРМА: ПОСЛЕ РАБОТЫ МЫТЬ РУКИ», и уже собирался направить стопы свои через следующий участок, маркированный «ТОЛЬКО ДЛЯ ИРЛАНДИИ И БЕЛЬГИИ», когда футах в тридцати от себя узрел крупного малого, обеими руками держащего пистолет. То был голландец. А пистолет целил в меня. Двуручная хватка — вполне приемлемая процедура, согласно тому учебнику, по которому учат полисменов, но мне показалось, что, умей он хоть как-то с этой штукой управляться, на таком расстоянии держал бы ее скорее в одной руке и направлял в землю в паре ярдов от своих ног. Но все равно я замер — как на моем месте поступил бы любой разумный человек.

— Пойдьомт, мистьер Маккабрей, — весомо сказал он. — Пойдьомт. Пожалый, кончайт театрикальност. Ви пойдьомт с рукомм за голово, и никто вас не навредайт.

Я тяжело задышал: вдох — досчитать до десяти — выдох. Предполагается, что это насытит систему кислородом. В смеси с адреналином, который и так привольно плескался в моих кровеносных сосудах, эффект оказался целительным: я ощутил в себе убежденность, что мог бы продержаться два раунда против Кассиуса Клэя.[164]Если он не прижмет меня к канатам, разумеется.