Экзорцисты - Джон Сирлз

– Несмотря на то что твои сестра и дядя отказались со мной разговаривать, Альберт Линч согласился со мной встретиться. Я несколько раз посещал его в тюрьме, чтобы уточнить некоторые моменты. И…

– И какое впечатление он на вас произвел? – не удержалась я от вопроса – ведь он попал в тюрьму из-за меня.

– Какое впечатление? Он выглядел как человек, который потерял все. Жену – много лет назад. Потом дочь. И почти на год – свободу.

Я посмотрела на другую маленькую птичку, которая перелетала с ветки на ветку, быстро взмахивая крылышками. Если я действительно совершила ошибку, то было трудно не чувствовать вину. Но когда я подумала об Абигейл, у меня возникло чувство, что я ее каким-то образом оберегаю.

– Он человек в беде, Сильви. Тут нет сомнений. Но убийца? Я так не думаю.

– Я бы хотела повидать дядю, – сказала я, меняя тему. – Вы сможете отвезти меня к нему? Возможно, в моем присутствии он согласится с вами поговорить. Может быть…

– Ш-ш-ш-ш…

На этот раз шум донесся не из моего уха. Хикин указал в сторону ветки кедра. На ней сидела птичка, ближе к нам, чем раньше. Хикин не стал поднимать руки, просто застыл на месте. А я продолжала стоять с поднятыми ладонями, стараясь не шевелиться. Я подумала о статуях в церкви, которые смотрели в пустоту. Несколько мгновений мы оставались подобными им, пока птичка не вспорхнула с ветки и не опустилась на мою ладонь. Ее хрупкое тельце весило не больше, чем зерна. Я наблюдала за ее движениями, быстрыми и резкими: она клюнула зерно, закинула голову и проглотила его. Затем повторила движение со вторым зерном, распростерла крылья, взлетела на ветку и запела.

Хикин посмотрел на меня и улыбнулся.

– Ну, и как тебе, понравилось?

Я опустила руки, и зерна посыпались на землю.

– Как вы и обещали.

– Волшебно, правда?

– Волшебно, – повторила я, потому что так оно и было.

– Ну, я рад, что тебе довелось пережить эти ощущения. Твоя мать очень радовалась, глядя на маленьких птичек. А они были в восторге от нее. Мы стояли здесь часами, кормили их и разговаривали, потом замолкали, когда они появлялись.

Мне не сразу удалось представить себе маму и Хикина на тропинке в лесу или обстоятельства, которые привели к тому, что они стали проводить время вместе.

– А о чем вы с ней беседовали, когда приезжали сюда?

– О многих вещах. О вас с Роуз. Иногда – если тебе хочется знать правду – мы говорили о твоем отце. О том, какие у них были отношения. Но больше всего о ее желании все это прекратить.

– Прекратить?

– Да, их работу. Она находила ее утомительной. Ты, наверное, не знала. Вот как она объясняла происходящее: ее ощущения появлялись и исчезали по собственной воле, она сама не могла их включать или выключать. Но отец ее вынуждал. Во многих смыслах от этого зависело их благополучие. Вот почему время, которое она проводила со мной, стало возможностью ускользнуть от тяжелой для нее жизни. Да и для меня стало спасением.

– А вы были… – Я не знала, как сформулировать следующий вопрос, поэтому просто замолчала.

На этот раз тему сменил Хикин:

– Ты что-то говорила о дяде?

– Вы отвезете меня к нему?

– Сейчас? А как же твоя сестра? Она не будет тебя искать?

– О ней не беспокойтесь, – ответила я.

Хикин разжал кулаки, и я увидела, как падает на землю зерно.

– Ну, сначала нам нужно ему позвонить, чтобы узнать, дома ли он и согласен ли нас принять. Есть еще проблема с моей машиной – она на последнем издыхании, – но я думаю, что мы сможем до него доехать.

– Хорошо. Может быть, по дороге вы расскажете мне о себе и моих родителях.

Он посмотрел на мой фиолетовый дневник, торчавший из кармана куртки, и с некоторым опозданием сказал:

– Однажды я считал, что стану тем человеком, который сможет написать значительную книгу о твоих отце и матери. Но я был чрезмерно циничен. Моя история оказалась слишком сильно переплетенной с их жизнью, чтобы получиться объективной. И давай посмотрим правде в глаза – я не такой уж хороший писатель. Но кто знает? Твоя мать рассказывала мне о твоих победах в конкурсах эссеистов. Быть может, настанет день, Сильви, и ты напишешь их историю – и расскажешь ее так, как следовало.

Тут Хикин развернулся и зашагал обратно по тропинке. Я последовала за ним, и мы прошли мимо человека, который стоял, молча подняв руки. Вокруг него птицы перелетали с ветки на ветку, хлопали крыльями и пели, а люди дожидались магии, которую могли подарить им крохотные существа, если они проявят достаточно терпения, не будут разговаривать и шевелиться.

Первый раз он их увидел в старом Мейсон-холле в Бетесде – Мейсоны у Мейсонов, как шутил мой отец с подиума. В тот вечер он рассказывал историю семейной фермы Локк из Винчестера, Нью-Гэмпшир. Зимой 1874 года следующий в Монреаль дилижанс сломался неподалеку от этого места, и фермер с женой приютили путешественников.

– Прежде чем я продолжу, – сказал отец группе слушателей – их собралось не больше дюжины, – сразу хочу предупредить, что это не будет анекдотом про фермерских дочерей.

Слушатели засмеялись, а он стал рассказывать, как путешественников угостили у камина жареной свининой, сладким картофелем и тыквенным пирогом. Пребывание на ферме доставило всем такое удовольствие, что путешественники попросились в гости через несколько месяцев, а потом и в следующем году. Так семейная ферма Локк превратилась в гостиницу, которая постепенно стала большим домом на вершине холма с двадцатью тремя комнатами для гостей.

Пока отец рассказывал о той ночи, когда фермер сошел с ума и зарубил топором жену, детей и семерых гостей, остановившихся в гостинице, Хикин слушал очень внимательно, хотя его глаза постоянно обращались к моей маме. Казалось, она чувствовала себя на сцене неловко, раскачивалась на стуле и смотрела в пол, лишь однажды бросив взгляд на мужа, когда он достал топорик из небольшого черного футляра. Держа оружие в руках, он заговорил о годах, последовавших за бойней, когда гостиница пришла в запустение и закрылась в 1919 году. К тому моменту, когда он закончил описывать диковинных призраков, которых видели многие посетители гостиницы, даже Хикину стало казаться, что в комнату проникла семья привидений. Он представил обезглавленную миссис Локк, неловко шатающуюся на сцене, и мистера Локка в залитом кровью комбинезоне с топором в руках – на месте моего отца. Он представил детей, выбирающихся из колодца, куда были сброшены их тела, они взялись за руки и возобновили игру, прерванную столь ужасным образом.

Пепел, пепел, мы все падаем вниз…[47]

Потом Хикин постарался отбросить видения, призвав на помощь разум и скептицизм. И все же его любопытство было разбужено. Он в первый раз услышал о моих родителях, когда писал статью для «Дандалк игл» о предполагаемом ремонте в Мейсон-холл. Когда Хикин впервые там побывал, он заметил рекламный листок на доске в вестибюле, в котором сообщалось о предстоящей лекции. Во время второго визита он задержался возле доски после лекции, рассчитывая встретить моих родителей и завязать с ними разговор. Когда такая возможность появилась, Хикин представился, пожал теплую сильную руку моего отца и прохладную хрупкую ладонь матери. Сначала отец не проявил особого интереса, как показалось Хикину, но как только он упомянул о своей профессии репортера, отец поделился подробностями о путешествии на ферму Локков, снова ставшей действующей гостиницей. Новые владельцы нашли топорик в подземном убежище и отдали моим родителям, рассчитывая, что они помогут избавиться от навязчивых привидений. И с тех пор, сказал отец, в гостинице все успокоилось.