Дитя реки - Пол Дж. Макоули

— Делай, что тебе сказано, — проговорил он, — но не больше.

Магистратор Ним взял Йаму за руку и вывел его мимо окон на воздух. Машины сорвались со своих орбит вокруг головы префекта Корина и, сбившись в плотное облако, последовали за магистратором. Выйдя из-под купола, Ним прямо на солнце посмотрел вещи в ранце и вынул нож.

— Это подарок отца, — быстро сказал Йама. Он почти надеялся, что нож магистратору что-нибудь сделает, но этого не произошло, и Йама добавил:

— Мой отец — эдил Эолиса, он велел мне его беречь.

— Я не собираюсь его отбирать, парень. — Магистратор до половины вытащил лезвие из ножен. — Прекрасно сбалансирован. И предан хозяину. — И он бросил нож в ранец. — Эта штука хотела меня укусить, но я кое-что понимаю в машинах. Подозреваю, ты рубил им дрова.

Сиди здесь и жди меня. Не двигайся. Только попробуй убежать, и машины живо швырнут тебя на место, с твоим хозяином-то они быстро справились. Если захочешь воспользоваться оружием, они тебя испепелят, мокрого места не останется. Я вернусь, и мы хорошенько поболтаем.

Йама поднял глаза на магистратора. Он старался не мигать, пока машины выстроились в цепочку на новой орбите вокруг его головы.

— Когда понесете угощение моему начальнику, не забудьте, что я тоже хочу шербета.

— Разумеется. Мы неплохо с тобой поболтаем. У твоего начальника нет на тебя пропуска и, готов поспорить, у тебя самого нет разрешения на нож. Подумай об этом.

Йама подождал, пока Ним скроется по лестнице, а затем приказал машинам оставить его в покое. Они захотели узнать, куда им следует направиться. Тогда он спросил, могут ли они улететь за реку, а когда машины ответили, что могут, он велел им лететь прямо на тот берег и ждать там.

Машины вытянулись в линейку, перелетели стену и исчезли в синем небе над скучившимися крышами, песчаными отмелями, мачтами кораблей, стоящих на якоре в плавающих доках. Йама спустился с лестницы и с независимым видом прошел мимо солдат. Ни один из них не обратил на него внимания, разве что глянул мимоходом, и Йама спокойно вышел из тенистой арки ворот и оказался на шумной улице.

Сначала хозяин трактира не хотел сдавать Йаме комнату, объяснив, что гостиница переполнена из-за Речного рынка. Но когда Йама показал ему два золотых реала, он усмехнулся и сказал, что может, пожалуй, сделать исключение и попробовать подыскать ему место. Конечно, за двойной тариф, учитывая хлопоты, и если молодой господин поест, покуда будут готовить комнату… Хозяином был молодой толстяк с гладкой коричневой кожей и короткими торчащими белесыми волосами. Держался он уверенно и прямодушно. Взяв одну из монет, он сказал, что принесет сдачу утром, так как менялы уже закрыли свои лавки.

Йама сел в уголке пивной, и вскорости слуга, молодой парень, принес ему блюдо варенных в панцирях креветок, тушеную бамию, перец с арахисовым соусом и тонкие пресные лепешки с кружкой рисового пива. Йама с жадностью принялся за еду.

Он бродил по улицам, пока солнце не опустилось за крыши города, и хотя по дороге ему попадалось множество ларьков и забегаловок, он не мог ни поесть, ни утолить жажду: он просто не представлял, что здесь существуют люди, чья профессия — менять такие деньги, как у него, на более мелкие монеты. Завтра хозяин разменяет реал, и Йама начнет искать свою расу. Но сейчас с него было достаточно просто тихонько сидеть с полным желудком и приятной легкостью в голове, вызванной рисовым пивом, и наблюдать за людьми в пивной.

Они легко делились на две разные группы. Там был обычный рабочий люд нескольких рас в домотканой одежде и башмаках с деревянной подошвой. Они стояли у стойки и спокойно пили свое пиво. Вторая группа — мужчины и одна-единственная рыжеволосая женщина — сидели за длинным столом у грязного окна под гербом харчевни — двумя скрещенными топорами. Они шумно веселились, произносили изысканные тосты, громко перекликались с одного конца стола на другой. Йама решил, что они, видимо, солдаты, наемники или ополченцы.

На всех были украшенные гербами доспехи, в основном металлические или камедные, а также наголенники и наручные латы. Тела покрывали шрамы, у многих не хватало пальцев. Там был великан с серебряным диском вместо глаза, у другого имелась лишь одна рука, однако он ел не менее ловко и быстро, чем его компаньоны. Рыжеволосая женщина была, казалось, их товарищем, а вовсе не потаскухой, которую они случайно где-то подцепили.

На ней была кожаная туника без рукавов и короткая кожаная юбочка, оставлявшая открытыми сильные ноги.

Хозяин, видимо, знал этих клиентов: освобождаясь от дел, он присаживался к ним за стол, смеялся их шуткам, подливал пиво и вино соседям. Он что-то прошептал в ухо одноглазому великану, и они грубо захохотали, а когда хозяин встал обслужить другого гостя, одноглазый зыркнул в сторону Йамы и ухмыльнулся.

Тут пришел мальчик-слуга и сказал Йаме, что комната готова, он провел Йаму за прилавок, через маленькую, пышущую жаром кухню, потом во внутренний дворик с электрическими прожекторами на столбе. С обеих сторон были выкрашенные известью стойла. А между ними широкие ворота, затененные ветвями авокадо, в которых пронзительно взвизгивали и верещали зеленые попугайчики. Комната располагалась в пристройке над конюшней, была она длинной и узкой, с низким темным потолком. Единственное окно в дальнем конце смотрело на улицу, на череду спускающихся к Великой Реке крыш.

Мальчик-слуга зажег светильник с рыбьим жиром, поставил кувшин с горячей водой, отвернул одеяло, поправил валик и помедлил, явно не желая уходить.

— У меня нет мелких монет, — сказал Йама, — но завтра я тебе что-нибудь дам за твои хлопоты.

Мальчик подошел к двери, выглянул наружу, затем снова закрыл дверь и повернулся к Йаме.

— Я не знаю тебя, господин, — начал он, — но думаю, стоит тебе рассказать, иначе это будет на моей совести. Тебе нельзя оставаться здесь на ночь.

— Мои деньги не хуже, чем у всех. Я заплатил за комнату, оставил залог, — ответил Йама.

Парень кивнул. На нем была чистая, но штопаная рубашка и пара штанов. Он едва доставал Йаме до пояса и был очень тонок в кости; зачесанные назад черные волосы открывали узкое лицо с резкими, острыми чертами.

Большие золотистые глаза слегка мерцали при свете ночника. Он продолжал:

— Я видел монету, которую ты оставил хозяину. Я не спрашиваю, где ты ее взял, но думаю, что на нее можно купить весь этот дом с потрохами. Мой хозяин — человек не плохой, но и не хороший. Понимаешь, многие и получше его соблазнились бы такой суммой.

— Я буду осторожен, — кивнул Йама, который на самом деле чувствовал только смертельную усталость и дремоту от выпитого пива.

— Если возникнет опасность, ты сможешь вылезти из окна на крышу, сказал мальчик, — с той стороны растет виноград. Спуститься легко. Я сто раз это делал.

Мальчик ушел, а Йама запер дверь на засов и присел у окна, вглядываясь в череду крыш и поблескивающую под темнеющим небом реку. Его завораживали звуки ночного города: откуда-то издалека раздавался непрерывный грохот, гул миллионов людей, занятых своими делами, а совсем близко слышался крик разносчика, магнитофон играл модную балладу, кто-то размеренно и дробно стучал по железу, женщина громко звала с улицы ребенка. Йама проникся этим вечерним покоем и в то же время ясно ощутил, что вот он здесь, один, именно в этом месте и в этот момент, а впереди чудесной вуалью раскинулась вся его жизнь, полная самых потрясающих возможностей.