Новиков-Прибой - Людмила Анисарова

Переводчик уходит. Куликова уносят японские солдаты. А русские пленные всё никак не могут успокоиться: возбуждённо делятся впечатлениями.

Всеобщее отрезвление наступает только тогда, когда Куликов через несколько часов умирает:

Чувство раскаяния охватывает тех, кто несколько часов назад был увлечён судилищем над, возможно, невиновным человеком:

Через два дня жители японского города, где царят «чистота, блеск, веселье», становятся свидетелями необычной для них похоронной процессии: «Это хоронят Куликова. За чёрным гробом, который попеременно несут четверо солдат, стройно идёт, шагая в ногу, ритмично покачиваясь, бесконечная вереница пленных, — без священника, возглавляемая лишь большим хором. Здесь и палачи, и судьи, и все те, кто принимал участие в кровавой сцене. Расплываясь в утреннем воздухе, носятся над городом звуковые волны погребального пения, печальные и заунывные, грустью пронизывают сердце людей, напоминая им о смерти, о разлуке человеческой души с прекрасной землёй. У них обнажённые и поникшие головы, у всех на лицах неподдельная скорбь».

Сцена похорон контрастирует с окружающим миром, в котором много ярких красок, света и восторга:

Заканчивается рассказ словами: «Перекрестившись, надев на головы фуражки, пленные возвращаются в свои бараки уже более бодрой походкой, точно вместе с покойником свалили в яму тяжесть своего страшного греха».

Созданная в рассказе «Две души» картина самосуда — прямое продолжение темы очерка «Озверели». И не связанный на первый взгляд с событиями Гражданской войны рассказ «Две души» — результат тяжёлых размышлений автора над тем, как коверкает любая война человеческую душу, в которой всегда есть и светлое, и тёмное начало, и как страшно, когда побеждает зло, которое побеждать не должно.

В другом рассказе Новикова-Прибоя «На медведя» нет непосредственного отклика на современность, но тема смерти главного героя, растерзанного медведем, накладывает на повествование отпечаток трагедийности, столь характерной для того времени.

В «Сибирском рассвете» (1919. № 9) Новиков-Прибой опубликовал и свою повесть «Море зовёт».

Повесть «Море зовёт» — это лирическая история любви русского моряка Антона к англичанке Амелии, которая, не дождавшись любимого, выходит замуж за другого. Незамысловатый сюжет — не главное в этом произведении. Ведущая тема — море, его притягательность, его необъяснимая загадка, его власть над душами людей, вставших на путь служения прекрасной и грозной стихии — служения, которое в любую минуту может превратиться в непримиримую схватку не на жизнь, а на смерть.

«Чайки — любимые птицы моряков. Они постоянные наши спутники в морских скитаниях». Легенду о переселившихся в птиц душах погибших моряков Антон рассказывает Амелии, когда они покачиваются в ялике, любуясь спокойным морем. Ласковое, умиротворённо играющее солнечными бликами, оно не может обмануть героев. И бывалый матрос, и выросшая в портовом городе девушка знают, какие опасности таят в себе бескрайние морские просторы, чем может обернуться обманчивый штиль. О приближающейся буре и предупреждают мореплавателей тревожные крики чаек, летящих за кораблём.

Мечтательная Амелия не может остаться равнодушной, слушая печально-красивую легенду. «Ах, если бы я могла переродиться в чайку, — говорит она. — Я бы летала за тем кораблём, на котором плавает самый милый для меня моряк. Каждое утро, с восходом солнца, я каким-нибудь особенным криком посылала бы ему приветствие…» Это и есть объяснение в любви, не требующее никаких других слов.

Герои повести знакомятся в море, в море проходят их свидания, но и разлучает их именно оно.

Знакомство состоялось, как пишет автор, «при необычайной обстановке»:

Море подарило герою повести любовь. Любовь, которая согревает и успокаивает тоскующую душу в далёком плавании. Любовь, которая светит путеводной звездой в любую непогоду и даёт силы перемочь все трудности.

Все моряки — романтики. И необходимая суровость, приобретённая в походах, сочетается в них с нежностью и даже сентиментальностью, которые они конечно же пытаются скрыть всё той же суровостью, но уже во много раз преувеличенной, чтобы, упаси бог, никто не догадался, как отзывчивы они на красоту и ласку.