Новенький - Инна Инфинити

Я внимательно всматриваюсь в лицо Леры, пытаясь понять, врет она или нет. Черт, психолог из меня так себе…

— Я правду говорю, — Полежаева, будто читает мои мысли. — Я курила с девочками кальян в гостиной, когда распахнулась дверь и зашла твоя мать. И первый ее вопрос был, здесь ли Соболев. Мы сказали, что да. Затем она спросила, где он. И я показала, куда идти.

— Где здесь еще комнаты? — раздается прямо за спиной грозный голос матери.

— На первом этаже есть две, — отвечает Лера.

— Полежаева, твои родители, чтобы тоже были в школе в понедельник, — небрежно говорит мама и поворачивается к лестнице.

— Так точно, Крыса, ой, простите, Лариса Аркадьевна.

Мама на секунду замирает, опустив ногу на ступеньку лестницы. Медленно-медленно поворачивает в нашу сторону голову. Я же предчувствую новый Армагеддон.

— Что ты сказала?

— Я сказала, так точно, Лариса Аркадьевна. В понедельник мои родители будут в школе.

Мама бросает в Леру последний взгляд, полный ярости, и направляется вниз по лестнице. Я делаю шаг вслед за родительницей, как мне прилетает в спину от Полежаевой:

— А вот как твоя мать узнала адрес коттеджа, это очень интересный вопрос, не находишь, Соня?

Намекает на то, что я стукачка.

— Да пошла ты, — отвечаю, не оборачиваясь. — Дима любит меня, а не тебя.

Я тороплюсь в нашу с Лилей и Ульяной комнату, чтобы забрать сумку.

— Сонь, в чем дело? — спрашивает сонная Лиля.

— Моя мама приехала с проверкой, — отвечаю, быстро хватая сумку. — Девочки, мне вещи некогда собирать, заберете их, ладно? — и не дожидаясь ответа подруг, я выскакиваю в коридор и мчусь вниз по лестнице.

Мать придирчиво оглядывает хаос в гостиной: потушенный кальян, пустые бутылки, множество стаканов. Разворачивается к коридору и следует мимо кухни к двум оставшимся комнатам. В первой оказываются спящими две мои одноклассницы. Они испуганно подскакивают на кроватях и спросонья не могут понять, что происходит.

Боже, какой позор… Уже завтра вся школа будет называть меня стукачкой и объявит мне бойкот.

— Мам, поехали уже домой? — слезно прошу.

— Закрой рот, — отрезает.

Последняя дверь. Мама распахивает ее так же нагло и бесцеремонно, как и все предыдущие.

— Аааа, — раздается визглявый женский голос, и девушка спешит прикрыться одеялом.

Я не сразу понимаю, что в кровати Никита и Анжела. Голые.

Чувствую, как щеки начинают полыхать пламенем стыда, и быстро отворачиваюсь.

— Очень интересно, — мама в отличие от меня стеснения не испытывает. — И чем вы здесь занимаетесь?

— Угадайте с трех раз, — раздраженно отвечает Никита, а у меня уже начинают полыхать уши. — Лариса Аркадьевна, выйдите и закройте дверь. С Соней мы расстались, если что.

— Свиридов и Борисова, чтобы в понедельник ваши родители были в школе, — чеканит родительница.

— Это еще с какой стати? — с вызовом спрашивает Никита.

Я вышла в коридор и привалилась к стенке, зажмурив от позора глаза. Сквозь плотно прикрытые веки просачиваются слезы, но я стараюсь их сдерживать изо всех сил.

— Лариса Аркадьевна, я не понял, я должен спрашивать у вас разрешение, чтобы в выходной и свободный от школы день провести время с девушкой? — Никита повышает голос. — Немедленно покиньте комнату.

— Свиридов, ты как разговариваешь!? — мама повышает голос на несколько интонаций.

— Как с хамкой, которая врывается без стука к посторонним людям. Лариса Аркадьевна, если вы не выйдете из комнаты добровольно, то я выведу вас силой. Кто вы такая, чтобы указывать, что мне делать в свободное от школы время?

Господи, я надеюсь, он не будет выводить маму из комнаты без трусов…

На несколько бесконечно долгих секунд воцаряется молчание, а затем родительница выходит из спальни Никиты и Анжелы, громко закрыв за собой дверь. Мать грубо хватает меня под локоть и тащит за собой по коридору в сторону выхода.

— Я и сама могу дойти!

Но она не выпускает меня. Вцепилась мертвой хваткой. Я быстро натягиваю пуховик и сапоги и выхожу на улицу. Жду, что мать обрушит на меня гневную тираду, но она подозрительно молчит.

За воротами коттеджа тихо шуршит двигатель такси. Мать открывает заднюю дверь и чуть ли не силой запихивает меня в салон.

— Обратно, — отдает приказ таксисту, садясь рядом со мной на заднее сиденье.

Всю дорогу до дома она молчит. В машине вообще гробовая тишина, даже радио не играет. Я чувствую, как вибрирует мой телефон в сумке, должно быть, мне пишет обеспокоенный Дима. Или же разъяренные одноклассники, которые теперь точно не уснут и будут обсуждать меня.

Стенки салона давят, молчание угнетает. Мозг рисует самые страшные картины моего ближайшего будущего: Диму отчисляют из школы, меня сажают под домашний арест, лишают карманных денег, встреч с друзьями, ноутбука и телефона. Слезы жгут глаза, поэтому я всю дорогу смотрю в темноту в окне.

От мамы исходят вибрации ярости. Ее негативная энергия заполняет собой всю машину и начинает душить и давить. В итоге мне становится почти нечем дышать. Не выдерживаю и опускаю окно такси, чтобы высунуть в него голову.

Я знаю, что мамино напускное молчание в машине — это просто чтобы не закатывать скандал при таксисте. И я оказываюсь права. Как только мы переступаем порог квартиры, мать тут же накидывается на меня:

— Так я и знала, что ты связалась с этим уголовником! Я тебе говорила, чтобы ты держалась от него подальше!

— Дима не уголовник, — тут же возражаю.

Мы разговариваем громко, наверное, сейчас проснутся папа и Настя. Не успеваю об этом подумать, как под дверью спальни родителей загорается свет.

— Ты думаешь, я шучу!? С этой минуты никаких денег и встреч с друзьями. В школу и со школы будешь ходить со мной. Еще раз я увижу тебя рядом с этим уголовником…

— Дима не уголовник!

— Я запрещаю тебе с ним общаться, ты поняла меня?

— Я люблю его! — взрываюсь криком. — Ясно? Люблю!

В ответ мне прилетает по лицу звонкая, обжигающая пощечина.

Я стою несколько секунд в шоке, не понимая, что сейчас произошло. Боль в щеке нарастает, пока она не начинает полыхать огнем.

— Что здесь происходит? — выходит из комнаты сонный папа.

Я держусь рукой за горящую щеку, чувствуя, как из глаз градинами потекли слезы.

— Ты наказана! — рявкает мать, игнорируя папин вопрос. — Где твой телефон?

Она срывает с моего плеча сумку и принимается в ней копаться, пока не находит смартфон. Я же стою, словно парализованная, и лишь прижимаю ладонь к щеке.