Горячая весна 2015-го - Михаил Луговой

– Что она говорит? – поинтересовался Гровз у литовского майора.

– Ругается, – не стал тот вдаваться в подробности.

Легко перекрыв гул человеческих голосов, над ними проплыла волна пульсирующего грохота – это открыли огонь 155-миллиметровые орудия «Красных драконов» – бригадного артдивизиона. Беженцы, замолкнув как по команде, повернули головы в сторону города. Над крышами многоэтажных домов начали появляться редкие дымные султаны, время от времени перемежаемые крутящимися в воздухе бетонными обломками, когда снаряд попадал в здание. Две восьмиорудийные батареи, наверное, могли бы стереть городишко в пыль, но сейчас артиллеристы уделяли основное внимание целям на восточном берегу, километрах в четырех от него, очевидно, по данным со своих БПЛА. Приданный батальону расчет «Дрэгон Ай»[40]бился со своей аппаратурой. Один аппарат они, похоже, потеряли, толковой «эриал-сёрвэйланс»[41]от другого, кружащего в секторе атаки батальона, получить никак не удавалось, но и так было понятно, что серьезное сопротивление вряд ли их ожидает.

– Ап-форвард, чардж! – скомандовал Гровз, дождавшись, пока цепочка разрывов не пересекла поросшие кустами холмики, откуда удобно было бы обстрелять его танки, прежде чем они углубятся в лабиринт улиц. – Вперед, в атаку!

Так оно и оказалось. Выдвинувшаяся в город пехота поначалу не встретила вообще никакого сопротивления, кроме нескольких снайперских точек, оперативно подавленных огнем движущихся позади танков. Минут через сорок обе танковые роты батальона вышли на высокий западный берег и открыли огонь по аэродромным сооружениям на другой стороне реки. Переправляться не пришлось, так как пришло сообщение, что противник из города отступил. В качестве трофеев американцам достались отстрелянные ленты, пустые тубусы гранатометов, окровавленные бинты, но ни одного трупа или пленного. Узнав об этом, подполковник Гровз помрачнел. Похоже, что русские и не ставили никакой цели, кроме как задержать бригаду в ничего не значащем городке, и им это удалось. Еще больше усилилось это ощущение, когда пришло сообщение, что «Мустанги», второй тяжелый батальон бригады, продолживший движение к Пренаю, подверглись нападению малочисленных групп русских десантников километрах в пятнадцати к северу и, потеряв несколько уничтоженных противотанковыми ракетами бронемашин, были вынуждены остановиться.

Городок живо напомнил Дмитрию не то Берлин после штурма Советской армией, не то Дрезден после налета англо-американской авиации. Ни единого целого здания не осталось, но в большинстве развалин, особенно в центре, угадывался немецкий стиль постройки: красный кирпич в окружении деревянной или металлической решетки. Для этих домов война была уже не первой.

Улицы были завалены невообразимым крошевом из обломков кирпича и черепицы. Слышался рев пламени, пожирающего остатки многих домов, сверху хлопьями падала жирная черная сажа. Над полным разгромом возвышалось здание старого немецкого собора. Со снесенной снарядами крышей и верхним этажом, оно напоминало обломанный зуб.

За железнодорожным переездом (репортер, кстати, вспомнил название города – Железнодорожный) колонна остановилась. Дмитрий решил, что развалины на пути оказались совершенно непроходимыми, но оказалось, что впереди пикет военной полиции, сортировавший машины: «комбат-ви» – направо, «эн-си-ви» – налево[42]. Вдалеке еще стреляли, но как-то лениво. Зато каждые сорок-пятьдесят секунд с неба доносился визгливый грохот – это оставшиеся на польской стороне батареи продолжали посылать залп за залпом.

На небольшой площадке вдоль линии почти целых двухэтажных домиков, под «звездами и полосами», свисающими из окна второго этажа, уже разворачивался импровизированный военный лагерь.

– Джо, поднимай антенну, попытайся наладить связь, – напяливая каску, бросил Дмитрий и, проверив, как на нем сидит дурацкий синий бронежилет с надписью «Press» на груди и спине, выбрался из кабины.

Защитное снаряжение было до ужаса тяжелым и неудобным, но генерал Джонсон, командующий группировкой, обещал, что любой корреспондент, замеченный без такового, вылетит обратно в Штаты в течение суток. Под конвоем. Если останется жив, потому что солдаты на войне делаются очень подозрительными к посторонним.

Дмитрий подошел к группе солдат, лица которых казались ему смутно знакомыми. Они вяло ответили на его приветствие.

– Привет, парни! Ответите на несколько вопросов? Давно ли вы здесь?

– Да уже часа полтора как, – ответил ему сержант по кличке «Доберман».

– Потери были?

– В роте «А» один подорвался на мине. У поляков точно есть потери, это же польский сектор. А вообще здесь большого боя не было, позиции Ивана дальше к северу. Этот городишко на границе совсем.

– То есть вы не видели русских?

Среди солдат послышались короткие смешки.

– Почему не видели? Видели. Вон лежат, – сказал Доберман, – иди посмотри.

Часть площади, судя по посеченным осколками горкам и качелям, представляла собой детскую площадку, огороженную врытыми в землю автомобильными шинами, покрашенными в розовый и голубой цвета. За барьером шин лежали два трупа: женщина и девочка лет семи. Женщина лежала ничком, нелепо раскинув ноги в грязных кроссовках. На спине яркой куртки запекшейся кровью выделялся длинный, от самой шеи порез. Девочка свернулась калачиком. Видимых повреждений у нее заметно не было, но земля под трупами пропиталась кровью.

– Это снарядом их, – пояснили сзади, – еще ночью.

– Что там у вас? – послышался сзади голос Джо. Оператор, держа камеру наготове, подошел к Дмитрию и застыл, увидев мертвецов. – Да уж… А хороший получился бы план!

В отличие от американских солдат, трупы которых запрещалось снимать категорически, погибших мирных жителей снимать просто «не рекомендовалось». В любом случае начинать съемку с этого не стоило. Тот же Доберман выглядел куда более благодарным объектом первого репортажа. В этот момент Дмитрию показалось, что от трупа девочки исходит какой-то писк. Он осторожно наклонился.

– Да не трогай их! Мертвые как дерево, мы проверяли, – произнесли сзади.

Писк повторился. Проклиная бронежилет, репортер наклонился еще ниже и за лапу вытащил маленького черного котенка, прятавшегося во вкопанной шине. Котенок немедленно вцепился когтями ему в рукав.

– Надо же! И снаряды ему нипочем, – отметил Доберман.

Дмитрий оторвал когти от своего рукава и вручил котенка сержанту.