Любовь анфас (сборник) - Лана Барсукова

Ее страдания – простая ломка. Она подсела на эти письма, на свои мечты о встрече. Вся ее реальность схлопнулась до усилий по выбиванию командировки. Она вполне могла жить без него, но не могла – без мыслей о нем. Не он был нужен, а любой, кто согласится на спарринг, разгоняющий кровь. И хорошо, что он не справился с игрой, – она быстрее закончилась. Этот наркотик глушил отсутствие чего-то важного в ее жизни. Нужно его найти, заняться своей жизнью. Она пока не знала, где и как искать. Но это совсем другой вопрос. И она найдет ответ. Знать бы когда?

Нельзя радоваться чему-то, не постучав по дереву. Она знала, но не постучала. Самоуверенная идиотка, хвастливая дура. Только вчера кривлялась перед зеркалом, примеряя новое платье и заходясь от радости, что ей наконец-то все равно, увидит ли он эту картинку. Только вчера, открывая почту, мелькнула мысль, что отпустило: не страшно и не больно. Только вчера подумала, что прошло. Даже его вполне себе идиотское «Поздравляем с 8 Марта» аукнулось не болью, а шуткой: поздравляем? Это от имени семьи или трудового коллектива? И не постучала по дереву. А надо было. По самому настоящему для верности, на улицу выбежать, если что, всю округу обстучать.

Она открыла почту и увидела его новое письмо. Можно было удалить, не читая, но все высветилось сразу, он в тему сообщения вбил: «Можем встретиться на следующей неделе». Тут она вспомнила про дерево, но поздно было бежать и обстукивать.

Такого она от себя не ожидала. Гулко забило в виски, волной дошло до рук. Холодная вода, вдох-выдох, еще один глубокий вдох и, как нырнула, – открыла письмо.

Он приезжает на неделю. «Если хочешь, можем встретиться», – и в этом был весь он. Не написал: «Я хочу встретиться», опять перевел стрелки на нее, предоставив ей право решать.

Почему-то вспомнилось, как однажды в метро мужчина передал ей записку «Буду счастлив, если Вы позвоните мне». И телефон. Она не позвонила. А сейчас подумала: если бы позвонила, то кто был бы инициатором встречи? Никогда прежде за многие годы общения с самыми разными мужчинами ее не волновала тема инициативы. Она вообще не задумывалась об этом, делала что хотела. Потому что любой из ее мужчин либо считал себя инициатором, либо скрывал, что это не так. Под пыткой бы не признался. Потому что сказать: «Инициатором наших отношений была ты», – это признать: я – не мужчина, я – бычок, которого ты повела на веревочке. И потом они были умные. Все. Как на подбор. Других не берут в космонавты. А умный мужчина понимает, что инициатором отношений всегда выступает женщина. Так распорядилась природа. Мужчине достается имитация этой роли. Так распорядилось общество. Другое дело, что самые талантливые имитаторы сживаются с этой ролью и искренне думают, что это правда.

Она все понимала. Он – не умный, не сильный. Он – исключение из правил, которые она для себя выработала. Почему тогда ее так трясет? В ответ полетело рваное, клокочущее, на одном выдохе, как будто воздуха больше нет: «Домодедово? Рейс? Гостиница?» Хотела встретить.

Ответил только на первый вопрос: Шереметьево. Написал, что у него перегруженный график, и дал московский номер. Она сразу же его удалила, потому что без надобности. Знала точно, что звонить не будет. И не потому, что воля, обида и прочие правильные дела. Это-то как раз лопалось, будто мыльные пузыри. Просто она боялась. Позвонит, а там – холодный голос, общие фразы, призывы «быть умницей». И как с этим быть? А перегруженный график? Смотри, вот видишь: у него куча дел, и ни об одном, даже самом ничтожном он не забудет ради тебя. Смотри и впитывай: ты ему не нужна, только когда дела закончатся. Она вбивала в себя, втирала это слово, вводила себе под ногти, давила себя им. Перегруженный! Тебе не оставлено место, уйди сама. Но нутро просило: я тихонечко, на краешке посижу, на откидном стульчике, примощусь сбоку от его дел. Сознание презирало это нутро, шпыняло, взывало, корило и строило. А нутро вытирало плевки и ухмылялось, потому что знало: оно победит. Так и вышло.

Дальше было почти смешно. Ей нужно было сводить в театр коллегу из Германии. Сама приучила – каждый раз куда-то водила. И нарисовалась картинка: пойти втроем – Россия, Германия, Грузия. Интернационал, твою мать! В театре надо смотреть на сцену. Ухо к уху. Это лучше, чем глаза в глаза, терпимее. Она поехала за билетами. То, что ее ангел-хранитель упорно защищал от него, она знала, но тут просто разозлилась: «Ну хватит уже, разберусь как-нибудь сама!» Однако ангел не переставал трудиться: в ее кошельке не оказалось нужной суммы. Плутала, искала нужный банк. Ангел подогнал жуткий ветер (ему там проще с тучами договариваться). В ушах стало постреливать. Она понимала, что сражается с провидением, но не сдавалась. Банк нашла, билеты купила.

А он не пошел. Встреча с родственниками – полное дежавю. В Тбилиси тоже родственники подставляли плечо под его «не могу». И как в дурном сне: «Завтра буду свободен после 18 часов». Один в один.

Сознание праздновало свою правоту, пинало нутро, а то харкало, хрипело, кровило, но не сдавалось. И вместо разумного: «Пошел ты! Сиди со своими родственниками в своем перегруженном графике!» вышло беззаботное: «Не переживай, до встречи!» Правда, не удержалась, съязвила, дескать, не для тебя старалась, исключительно ради российско-германских отношений, и билет твой не пропал, изначально другой кандидат на примете был. Ответное «Отлично» вызвало желание его убить. Он идиот? Или ему настолько все равно?

Ее ангел-хранитель был одержим идеей увести ее подальше от него. Благодарности он не получал, скорее: «Отстань! Уйди! Сама разберусь!» Но ангелы выше обид, он не уходил. И продолжал трудиться. Самое преданное ей существо, самое доброе и разумное. Видя, что урок с театром не пошел впрок, ангел напряг свои связи в небесной канцелярии и заполучил для нее новую командировку. С юмором наверху хорошо, командировка была в Тбилиси. Вылет через два дня. И сидеть она будет там день в день, пока он не уедет из Москвы. Такие совпадения бывают только в жизни. В кино сценаристы вымарывают подобное, чтобы их не обвинили в излишне буйном воображении.

Когда ей сказали про даты, она поняла, что зря упорствует в своем атеизме. В году триста шестьдесят пять дней. Таких совпадений не бывает. Ангел отсылает ее в ссылку, чтобы она успокоилась. Потому что ходить по Москве и знать, что он где-то рядом, давясь прошлой мечтой, – это не просто. Так же не просто ходить по Тбилиси, когда он там. А тут – целый Тбилиси и без него.

Спасибо тебе, мой ангел, мой самый трудолюбивый! Тебе не повезло с подопечной, я неблагодарная, непослушная, строптивая, я иногда прорываю твою защиту, но спасибо, что не отказываешься от меня. Наверное, я тебе чем-то нравлюсь?

Сегодня вечером я должна встретиться с ним. Сто раз проверяла почту. Ждала письма. Была почти уверена, что он напишет: «Не могу, непредвиденные обстоятельства». Но он написал лишь, что может опоздать. Ангел, куда ты смотришь? Еще не поздно. Ну нет сосулек на крыше, чтобы на него сбросить, но можно же хоть за обедом рыбу ему подсунуть – карасей в сметане. Ну хоть что-то сделай, я же уеду послезавтра, ты только два дня его поотравляй, потравмируй, заблуди в переулках… Только держи подальше. Мне же плохо будет, и ты, и я это знаем».