Николай I - Дмитрий Олейников

В тридцать два года Муравьёв стал генералом, в тридцать семь был назначен губернатором в Тулу. Почти сразу же губернатор Муравьёв показал, что может управлять на грани политических возможностей. Он проводил жёсткие ревизии, боролся с истреблением лесов, стремился к расширению и обустройству торговых путей… В 1847 году император Николай получил от губернатора Муравьёва необычное обращение (так называемый «адрес»). Это была «инициатива снизу» об отмене крепостного права «без потрясений в государстве». Воодушевлённые Муравьёвым девять тульских помещиков объявили о том, что «крепостное состояние, постыдное, унизительное для человечества, не должно быть терпимо в государстве, ставшем наряду со всеми Европейскими государствами, заслуживающее справедливый упрёк всего образованного мира»[388]. Император, как вспоминают современники, «был очень доволен, но повелел продолжать дело с крайней осторожностью и прежде всего добиться большего числа помещичьих подписей под адресом; а как таковых собрать не удалось, то дело кануло в воду». Только государь не забыл «либерала и демократа», то есть попросту «благородного, человеколюбивого губернатора»[389].

Император встретился с Муравьёвым во время очередной инспекционной поездки по России. Судьбоносная встреча произошла под Тулой, в селе Сергиевском, в семь утра (вполне рабочее время для императора). Николай неожиданно «в самых лестных выражениях» объявил губернатору, что видит его блестящую будущность в краю, где дел невпроворот (и нет проблемы крепостного права) — в Восточной Сибири. К тому времени об этом крае уже начинали думать не только как о гигантском ледяном подвале России. Император Николай предложил отменить ссылку в Сибирь: на рапорте томского губернатора высочайшей рукой начертано: «Рассмотреть, нет ли возможности вовсе прекратить ссылку в Сибирь, оставя сие для одних только каторжных»[390].

Муравьёв был потрясён предложением — настолько оно соответствовало его стремлениям. «Государь заставил меня прослезиться, — писал он брату, — и, покуда он говорил мне обо мне и Сибири, я не нашёл отвечать ему ничем, кроме слёз. Таким образом, исполнились все мои живейшие желания: я на поприще огромном и вдали от всех интриг и пересуд высшего общества и света, — убеждён в неизменности благосклонного ко мне расположения Государя, которое сохранить сумею, если только Бог даст здоровья»[391].

Свои планы Муравьёв изложил во всеподданнейшем докладе от 8 января 1848 года. Главными он обозначил заботы «об обустройстве ссыльных; о частной золотопромышленности; о выгоднейшем для казны устройстве солеварных и винокуренных заводов; о путях сообщения вообще и в особенности около Байкальского озера; о Нерчинских заводах; об устройстве городовых и пограничных казаков; о пограничной нашей линии и сношениях с Китаем; о возможности распространения там православия; об удобнейшем и выгоднейшем сборе ясака; о неудобствах Охотского порта и возможности перенести порт в другое место; о средствах к улучшению сообщений с Охотским морем и Камчаткою».

Возможно, важнейшей и самой насущной стала проблема русских владений на Дальнем Востоке. В Поднебесной в то время хозяйничали англичане, силой оружия навязавшие стране постыдную торговлю опиумом. Вероятность дальнейшего расширения их колоний за счёт дальневосточных земель сильно беспокоила Муравьёва. Он буквально видел, как от английской крепости на берегу Тихого океана ползут вверх по Амуру, даже до Нерчинска и Читы, английские пароходы[392]. «Могу признать, — писал он в Петербург, — что кто будет владеть устьями Амура, тот будет владеть и Сибирью, по крайней мере, до Байкала, и владеть прочно; ибо достаточно иметь устье этой реки и плаванье по оной под ключом, чтобы Сибирь, и более населённая и цветущая земледелием и промышленностью, оставалась неизменною данницею и подданной той державы, у которой будет этот ключ».

Муравьёв обращался к царю, говоря, что пора предъявить китайцам «виды, основанные на общих пользах обоих государств, для которых никто, кроме России и Китая, не должен владеть плаванием по Амуру..». Николай учредил специальный Комитет по вопросу об Амуре, который постановил: «…желательно, чтобы левый берег устья Амура и находящаяся против него часть Сахалина не были заняты никакою постороннею державою». Отправленная на Амур экспедиция капитана Невельского открыла, что Амур судоходен и устье его ещё не контролирует никакая держава (даже Китай). Он основал первые военные посты у устья Амура, объявив его русской территорией. Один из этих постов получил имя императора — Николаевск, будущий Николаевск-на-Амуре, благополучно переживший с крестильным именем эпоху антимонархических переименований.

Главным противником расширения русских владений стал осторожный граф Нессельроде. Глава внешнеполитического ведомства опасался обострения отношений с Западом, прежде всего с Англией. Невельского («Он поссорит нас с Европой!») предлагали судить за превышение полномочий. Для капитана это означало как минимум разжалование в матросы, «чтобы никому не повадно было делать что-либо по собственному попущению». Недовольство сибирским генерал-губернатором проявляли министр финансов граф Вронченко и военный министр князь Чернышёв. На защиту вставал министр внутренних дел Лев Алексеевич Перовский, старший брат Василия Перовского. Николаю приходилось останавливать интриги высочайшей резолюцией: «Оставить дело это до прибытия в С.-Петербург генерал-лейтенанта Муравьёва».

Энергичный Муравьёв помчался через всю Россию на защиту своего дела. На решающем заседании Особого комитета ему самому грозили кары за превышение полномочий, но защитником генерал-губернатора выступил император. Именно тогда Николай произнёс знаменитую фразу: «Где раз поднят русский флаг, он уже опускаться не должен».

А 20 сентября 1853 года на самой южной точке Сахалина поднялся пост, названный Муравьёвским. Первый начальник Сахалина майор Николай Васильевич Буссе описывал это так: «Матросы построились в две шеренги, и я поднял флаг. Скомандовал: шапки долой! Невельский приказал спеть молитву. Команда запела "Отче наш", а затем спели "Боже, царя храни", раздалось трёхкратное "Ура!", откликнувшееся на корабле, и Сахалин сделался русским владением».

Ещё через четыре месяца, 11 января 1854 года, Николай предоставил генерал-губернатору Муравьёву право «все отношения с Китайским правительством о разграничении восточной нашей окраины вести непосредственно». Об этом был извещён и Пекин, а в штате Муравьёва появились секретарь по дипломатической части и переводчики китайского и маньчжурского языков. Император высочайше разрешил «плыть по Амуру», но подписывая своё разрешение, строго добавил: «Но чтобы и не пахло пороховым дымом». Муравьёв выполнил условие Николая. Днём 18 мая 1854 года караван русских судов с пароходом «Аргунь» во главе впервые вышел в воды Амура. «Трубачи играли "Боже, царя храни!". Все встали на лодках, сняли шапки и осенились крестным знамением. Муравьёв, зачерпнув в стакан воды Амурской, поздравил всех с началом плавания по Амуру; раздалось "Ура!"»[393].