Дело о картине Пикассо - Андрей Константинов

— А если нет?

Чабан сокрушенно покачал головой:

— Мне кажется, ты благоразумный человек…

* * *

Ветер швырял в лицо дождь.

Машины проносились, не обращая внимания на мою поднятую руку. Наконец притормозил «Рафик». Стряхнув с себя воду, я сел рядом с водителем, и тут же сзади в машину запрыгнула девушка в черном кожаном плаще. Холодные ладони закрыли мои глаза.

— Настя?

— Молчи! Едем прямо, поворачиваем на Растанную и до первого перекрестка…

В квартире громыхала музыка. Какая-то металлическая дребедень. То здесь, то там мы натыкались на чьи-то обкурившиеся тела.

— Кто тут? — заглянула за ширму, где мы уединились, заспанная девица с распущенными волосами. — Настюха, ты? О, какого дядю привела…

— Брысь! — рассмеялась Настя. Ее ледяные ладошки скользили по моему телу, было щекотно и приятно…

— Какой ты классный, Зураб!

— Ты тоже, девочка. Только зачем тебе этот пирсинг в носу?

— Тебе что, не нравится? Просто ты отстал от жизни…

— Наверное… А тебя устраивает твоя жизнь?

— Какой ты душный…

— Я же классный.

— А иногда очень душный.

Мы пили шампанское из горла. К нам за ширму регулярно кто-то забредал — то ли по ошибке, то ли намеренно. Мне даже пришлось громко выругаться. После этого визиты непрошеных гостей прекратились.

Квартира затихла. Дым рассеялся. Я осторожно отодвинул спящую Настю и оделся.

— Оставь мне свой телефон, Зураб, — вдруг сказала Настя.

Я написал номер на бумажке и наклонился к ней. Поцелуй длился минут пять… или десять… или час. Я не помню.

Пошатываясь, я поднялся до своей квартиры и присел у двери. Видеть спящую жену я сейчас не хотел.

* * *

Осень наступала как белогвардейцы в психической атаке. Скоро облетят все листья, потом пойдет снег. Он надолго покроет этот город. Наверное, месяцев на семь.

Пусть он скроет под собой все то, о чем вспоминать мне не хочется. Чабан, «Пещера», Марат, «скомороховцы», полковник Шиллер, красноволосая Настя… Просто перелистнута еще одна страница в книге жизни… Ты перелистываешь страницу. Потом еще одну… потом еще. Какая-то из них может оказаться последней. И может случиться, что не успеешь дочитать ее до конца.

Ты стал сентиментален, Зураб. А все — годы…

Я давно переключился на другие расследования и забыл об истории с моим боевым товарищем. Я стал приходить домой вовремя, и жена прекратила дуться.

А в Агентстве продолжали сновать киношники во главе с неугомонным и громогласным Худокормовым. Сегодня у нас был двойной праздник — съемочная группа отмечала свой 500-й кадр, а мы провожали Зудинцева в угрозыск. Если, конечно, проводы можно назвать праздником.

Журналисты и актеры слились в едином веселье. Шум, тосты, звон бокалов не смолкали. Гитара кочевала из рук в руки. Зудинцев и актер Юрий Птичкин, обнявшись, нестройно выводили: «А волны и стонут, и плачут…»

На моем плече лежала голова Агеевой. Прижавшись ко мне, она жаловалась на Обнорского, Спозаранника, Повзло, на дочку Машу…

— Марина, все переживем, какие наши годы, да? — подмигнул я.

— Ах, вы, восточные мужчины, такие неверные, — кокетливо произнесла Агеева и прижалась ко мне еще сильнее.

Зазвонивший мобильник я достал из пиджака левой рукой, поскольку правой обнимал Агееву.

— Это Настя. Пожалуйста, Зураб, будь осторожен…

Я не успел ничего спросить — она повесила трубку. Я нахмурился. Все, что я хотел забыть, внезапно снова о себе напомнило.

Я шутил, смеялся, травил анекдоты, отвешивал Агеевой витиеватые комплименты. И поднимал один бокал за другим…

Но мобильник зазвонил снова.

— Спайдер здесь, — сказал мужской голос.

— Не понял, да?

— Вам звонят из кафе на Новочеркасском. Спайдер здесь.

— Теперь понял, — ответил я. — Еду.

Поймав мой взгляд, Зудинцев мгновенно протрезвел и вопросительно посмотрел в сторону коридора. Я кивнул. Георгий приподнялся, Птичкин, оставшись без поддержки, икнул и сразу же упал лицом в холодец, приготовленный нашей Тамарой Петровной. Я ему даже завидовал.

Каширин ни за что не хотел расставаться с дочкой актрисы Лены Черкасовой — красоткой Лизой. Его пришлось вытаскивать в курилку едва ли не силой, но корректно — миллионер все-таки.

— Что будем делать? — спросил я.

— А что ты предлагаешь, Князь?

Я вздохнул:

— Дайте мне в долг сто долларов — и я поеду.

— Уверен? — осторожно спросил Зудинцев.

— Дело чести, — ответил я.

— Деньги у меня есть. — Георгий хлопнул себя по внутреннему карману. — Получил сегодня последнюю зарплату в нашей «Золотой пуле»… Но одного мы тебя не отпустим. Правда, Родион?

Тот после паузы кивнул. Видно было, что расставаться со своей Лизой ему не хотелось.

Мы спустились и подошли к служебной «четверке».

— Я самый трезвый, ребята, — сказал Родион, садясь на водительское место.

Вот так. Доживу до старости — буду рассказывать внукам, что в извозчиках у меня миллионер был.

* * *

Худой, как макаронина, бритоголовый Спайдер, он же Крохоняткин-младший, настороженно озирался по сторонам. Он начал подозревать, что его привезли вовсе не в милицию.

— Твой папа тебя уже не отмажет, — медленно произнес Зудинцев, разминая «Беломорину». — Потому что дело об убийстве бизнесмена Каценельсона передано специальной бригаде Генпрокуратуры…

Георгий отчаянно блефовал, но перепуганный юнец верил этому бреду.

— Между прочим, гражданин Крохоняткин, я забыл представиться — начальник отдела городского управления уголовного розыска полковник Зудинцев! — И Георгий достал из кармана новенькие «корочки». — А беседуем мы не в моем рабочем кабинете, а на нейтральной территории только потому, что сейчас у нас встреча, так сказать, неформальная, без протокола.

— Жора-а, — спотыкаясь, влетел в кабинет в дупель пьяный Юрий Птичкин, размахивая ополовиненной бутылкой «Флагмана». — Мы еще не спели одну песню…

Подхватив служителя муз и отобрав бутылку, Каширин аккуратно вывел его.

— Вот, между прочим, следак из Генпрокуратуры, — моментально сориентировался Зудинцев. — Празднует успех предстоящего дела. Видишь, какие у нас коллеги, — у них сплошной праздник! Так что, Крохоняткин, будем говорить?

Тот кивнул.

— Только налейте водки…