Мир из прорех. Другой город - Яна Летт

Кая плохо помнила, как добралась до оранжереи: все, на что хватало самообладания, – тщательно запирать за собой двери да напряженно вслушиваться в равнодушную темноту. В какой-то момент ей начало казаться, что она никогда больше не увидит света.

Что, если Сандр не станет убивать ее, а упечет в подвал, как ту девушку, чокнутый садист? Она никогда и никому не сможет ничего рассказать… Никто не узнает, что случилось. А сбежать не удастся.

Там, внизу, Кая колотила по голубым стенам, пока не выбилась из сил, а на лице темноволосой девушки не появился ужас. Бедняжка даже не смогла приблизиться к свечению – оно сразу жалило… А Кае не причиняло вреда. Итак, клетки и цепи крепки, дверь – заперта, ученые – преданы Сандру… Преданы настолько, что молчат о чудовищном злодействе. Улыбаясь и перешучиваясь, каждый день пьют чай и едят бутерброды на верхних ярусах, участвуют в балах, гуляют по центральной площади, целуют в щеки детей, обнимают любимых… А потом моют руки и спускаются в темноту, под перекрестные взгляды человеческих и нечеловеческих глаз.

Девушка сошла с ума, не выдержала: ее речь стала нечленораздельной, взгляд – блуждающим. Даже если бы удалось вызволить ее из куба, маловероятно, что у них получилось бы выбраться из здания… Особенно с учетом того, что девушка из подвала – не в своем уме.

Кая не выдержит, если окажется там вместе с ней. Одно дело – сражаться, придумывать план, действовать… Совсем другое – целыми днями сидеть в сумраке подвала среди чудовищ, медленно теряя рассудок. Никогда не увидеть солнечного или лунного света, леса, птиц и зверей. Никогда не увидеть Артема и других людей… Никогда не увидеть Гана. Оказывается, все это время в глубине души, несмотря ни на что, она надеялась когда-нибудь снова с ним встретиться.

Выходя на лестницу, ведущую к верхнему ярусу, Кая твердо решила не даваться врагам живой.

Наверху никого не было. Ровный лунный свет лился сквозь стеклянную крышу оранжереи, и, ощутив его невесомое прикосновение, Кая вдруг почувствовала, что плачет… Она и в самом деле успела поверить, что никогда больше не увидит света… Кая вспомнила о девушке, заточенной внизу, и болезненный спазм скрутил желудок, заставив согнуться пополам.

Она должна помочь – пока не знала как, но должна. Что бы эта девушка ни сделала, какое бы преступление ни совершила – если она вообще была преступницей, – она не заслуживала такой участи… Никто не заслуживал.

Кая забралась на знакомое дерево после десятка неудачных попыток. Руки и ноги дрожали, пот лил градом от страха и напряжения. В какой-то момент она едва не отчаялась, испугавшись, что вообще не сумеет больше забраться наверх.

Когда у нее наконец получилось вскарабкаться к круглым мохнатым плодам и широким листьям, она мысленно благодарила всех богов, которых прежде не жаловала, – и дедушкиного Бога, единого в трех лицах, и Хранителя стражей, о котором ей рассказывал Андрей, и частенько поминаемую Марфой Мать.

Она очень боялась уснуть, отлично зная, какая сонливость порой охватывает тело после огромного напряжения, но так и не сомкнула глаз. Всю ночь сидела, пригнувшись, спрятавшись в листьях и не позволяя себе расслабиться ни на миг, пока лаборатория не начала постепенно наполняться глухим шумом голосов, звяканьем приборов и чашек, а оранжерея – золотистыми, медовыми, утренними лучами, самыми прекрасными на свете.

Только тогда Кая позволила себе подобраться чуть ближе к листьям, ожидая Марту. Марта должна была прийти сюда как можно раньше и, проследив, чтобы в оранжерее они были одни, подать ей сигнал. Им нужна была еще одна щепотка везения – теперь чтобы выйти наружу.

Тетка Шиповника дежурила по два дня подряд – конечно, существовал риск, что она что-то заподозрит.

(Девчонка уже второй раз появляется из ниоткуда…)

Но они с Мартой делали ставку на то, что рассеянная и необязательная тетка не станет ничего и никому говорить, чтобы не выставить себя в дурном свете.

Марта все не приходила, и Кая начала беспокоиться. Воображение, изнуренное страшными ночными фантазиями о подвале и заточенной там девушке, начало рисовать новые ужасные картины. Возможно, Марту поймали, заподозрили и прямо сейчас в комнате без окон допрашивают. В этот самый момент она рассказывает человеку с холодными и цепкими глазами об их затее с оранжереей – о том, что Кая сидит на верхушке дерева и ждет, ждет, ждет… Холодный человек усмехается, зовет стражей, идет в лабораторию. Проходит мимо ничего не понимающих ученых, берется за ручку стеклянной двери, поворачивает ее…

Кая вздрогнула всем телом – ручка негромко щелкнула. Кая крепко сжала нож. Она надеялась, что это не понадобится, но, если придется, приготовилась дорого продать свою жизнь. Фраза была не своей, книжной, и она, оказывается, никуда не годилась. Кая вдруг с необыкновенной ясностью ощутила, что очень любит жить и не хочет отказываться от этого права ни за какую цену.

Дверь открылась, и в оранжерею тихой тенью скользнула Марта. Кая судорожно выдохнула – слишком громко; хорошо, что Марта одна. Кая почувствовала, как капля пота скользнула вниз по спине, облизала губы – они оказались солеными, искусанными до крови.

Даже сверху было видно, что Марта, белая как мел, дрожит. Обычно аккуратный, сегодня пучок разваливался, а щеки раскраснелись. Кая мысленно чертыхнулась – сама она ночью туго переплела косу и обернула вокруг головы, а еще умылась водой из фляги. Конечно, она наверняка сильно вспотела, но это вряд ли привлечет чье-то внимание, а вот всклокоченная голова и припухшее лицо – запросто. В Красном городе принято следить за собой – на это у местных хватает свободного времени.

Марта подняла голову, сощурив глаза и сжав губы в едва заметную ниточку, а потом встретилась взглядом с Каей. Кажется, вздох облегчения, сорвавшийся с губ, был слышен даже в подземелье. Она кивнула и махнула рукой, нервно обернувшись. Кая осторожно выбралась из своего гнезда. С ужасом почувствовала, что за ночь тело онемело. Руки и ноги были наполнены негромким зудом, похожим на шум пчелиного роя, но она заставила себя сползти по стволу – неуклюже, с трудом. Мешком она упала на руки Марте и принялась растирать сведенную судорогой икру. Ноги горели от боли.

– Н-н-н-н… – Марта не могла выговорить ни слова, и Кая потянула ее в сторону деревянной лавки. Там они уселись под кустом, покрытым красными хищными цветочками. Кая перевела дух. По крайней мере, она больше не сидит на верхушке дерева, как зверь, загнанный охотником. Она просто сидит и болтает с подругой.

– Там внизу – девушка, – прошептала она Марте, неотрывно глядя на дверь и продолжая растирать ноги. Они загудели сильнее, и Кая поморщилась от боли.

– Ч-ч-что?

– Девушка, – повторила Кая раздраженно. – Невысокая, ниже тебя на голову. Черные волосы. Под глазом шрам – но, может, это была ссадина. Глаза… Синие. Да, ярко-синие. В Красном городе… Ты знала кого-то… Не пропадала девушка с черными волосами или…

– Ч-что? Ч-ч-черными… – Марта нервно потирала руки и, кажется, была близка к тому, чтобы расплакаться.