Дни арабов. Пора казней египетских - Юрий Успенский

Эмиратам, по большому счёту, никто не угрожает: даже Иран состоит в числе их важнейших внешнеторговых партнёров, а зейдиты-хуситы высаживаться в Дубае пока не планируют. При этом по итогам 2015 года ОАЭ – пятый на планете Земля импортёр оружия. Пятый! С миллионом коренного населения (ну не пакистанцев-таксистов и не индусов-торговцев они же вооружать планируют). Такая ситуация вызвана двумя основными тенденциями. Тенденция первая – скукоживание США на Ближнем Востоке и их переориентация на Иран, от чего правящие семьи Залива страдают коликами. Тенденция вторая – нарастающие попытки ОАЭ быть второй валторной в саудовском мини-НАТО.

Но и Катар служит убедительным примером того, как микроскопическое по территории и населению государство может не только выживать в современном мире, но и всерьёз заниматься строительством собственной империи – пусть и вассальной (имея в виду сюзеренитет США над Катаром).

Очевидно, что Эмираты сегодня хотят себе Сокотру и к ней ещё пару портов на побережье. Саудовцам важно, чтобы Йеменом правили их марионетки. Эмираты говорят: дайте нам Сокотру и порты, и нам всё равно, кто будет называться президентом, и будет это в Адене, в Сане или в двух местах сразу.

И получится вполне себе Древняя Греция. Я серьёзно: в случае Эмиратов дело идёт к торговой империи из колонизированных побережий. Но уж Колхида чур за нами!)

Арабы на все лады склоняют западный империализм и колониализм. Они просто обожают этим заниматься. Ни одно заявление официального лица, ни одно обсуждение на ТВ не проходят без упоминания этих явлений как совершенно обыденных в жизни арабского мира – и потому не требующих дополнительных обоснований. Все уважающие себя политики, писатели и общественные деятели денно и нощно гневно клеймят коварных европейцев и сионистов, которых хлебом не корми – дай арабской кровушки попить.

Но посмотрите на реальность Залива. Как минимум три государства – или, говоря словами одного из наших арабистов-классиков, три племени с флагами – определённо питают империалистические намерения. Надеюсь, в главах 8-10 я сумел это показать. Королевство Саудовская Аравия хочет быть сухопутной империей, Арабские Объединённые Эмираты пытаются строить империю колониальную, а Эмират Катар – торгово-теократическую.

Нужна ли арабскому миру империя? Ну, как сказать. Если это будет империя по Хантингтону, такая себе империя-надсмотрщик в самом гомогенном регионе арабского мира (а это, как ни крути, Залив), то я – за. Может, без дурных войн и взаимоистребления арабы, наконец, раскроют свой потенциал и проявят больше готовности встраиваться в мир. Если ж речь об империях по типу Пиратского берега – то прошу считать меня республиканцем!

Политес у магометан. В этом пункте я хотел бы уделить внимание такому аспекту общественно-политической жизни арабского мира как деловой этикет. Мне думается, арабские правила хорошего тона у нас известны мало, а которые известны, те перевраны. Между тем, арабский мир вмещает в себя самые экзотические природные и политические ландшафты, что неизбежно сказывается на принятых деловых обычаях. Хотя времена блистательной Порты давно миновали, и султан уж не пришлёт правителю того или иного пашалыка или вилайета в Сирии или Палестине приглашения на чашечку кофе с бриллиантовой пылью, в некоторых арабских странах ещё сохраняются ритуалы достаточно изощрённые, чтобы уделить им внимание здесь. Представляется, однако, что начать было бы уместно с некоторых пояснений по национальнолингвистической части, которые, вероятно, будут полезны читателям, не принадлежащим к арабистической общественности.

Арабский язык – как известно, один из шести официальных языков ООН – по числу носителей на планете уступает лишь китайскому, английскому и испанскому. Однако, он отнюдь не монолитен, и существует в двух ипостасях: как «современный арабский литературный язык» (СЛАЯ), и в виде многочисленных диалектов (точное число которых науке неизвестно), отчего большинство арабов всю жизнь страдают от такого явления как диглоссия, сиречь двуязычие.

Касательно СЛАЯ двух мнений быть не может: с распространением в арабских странах грамотности литературная норма объективно превратилась в фактор поддержания единства чрезвычайно пёстрой этноконфессиональной общности, которую мы привыкли именовать арабами. Это язык, на котором печатаются почти все книги и выпускаются почти все ТВ-передачи. Это, безусловно, язык деловой переписки и язык общения в официальных ситуациях. И всё же, это уже не совсем родной язык для большинства арабов: об этом подробнее см. введение к АХ.

Достигло ли расхождение между обиходным и официальным арабским языком таких же масштабов? В некоторых частях арабского мира – да. От Машрика (место, где встаёт солнце, т. е., Сиро-Палестинский регион, или Левант) до Магриба (место, где оно заходит в Атлантику, или Марокко плюс соседние страны) люди говорят на таком количестве диалектов, что современная наука пока затрудняется их подсчитать; принято выделять лишь пять диалектных групп, которые, в свою очередь, распадаются на подгруппы. Но это полбеды. Как бы далеко то или иное местное наречие не отстояло от СЛАЯ, языком официального общения останется именно последний. Проблема в том, что в странах Магриба (Марокко, Алжир, Тунис) наравне с арабским распространён французский (особенно среди интеллигенции), и существует даже такое явление как арабы, у которых он родной, а арабский – лишь второй язык; по крайней мере, министр иностранных дел Туниса предпочитает вести переговоры именно на французском (и весьма огорчился, узнав, что переводчик, то бишь я, от этого языка дальше, чем от суахили). В то же время, магрибинские диалекты арабского малопонятны для остального арабского мира.

Существует и стилистическая разница; для аналогии можно вспомнить т. н. пять уровней вежливости в фарси: это когда одну и ту же ситуацию можно оформить как площадной бранью, обещая собеседнику кары небесные и земные, так и слащавым полушёпотом, буквально именуя себя его последним рабом. В арабском даже диалект делится на два стилистических уровня: т. н. «язык народа» и «язык интеллигенции». Различаются они процентом литературных слов и оборотов.

Ещё одна тенденция, популярная у арабов Залива (хотя уже не только), заключается в стремлении: а) говорить с иностранцем по-английски, даже если он сносно говорит по-арабски; б) даже говоря с ним по-арабски, примешивать в речь как можно больше английских слов и выражений. Раньше это в основном распространялось на какие-то термины, которые невозможно было адекватно перевести на арабский (в СЛАЯ вообще техническая терминология крайне неустоявшаяся и нерегулярная), или новые веяния поп-культуры, но сегодня с каждым годом замечаешь, что партнёры совершенно произвольно вставляют в арабскую речь отдельные английские слова. Это звучит funny, поскольку в их представлении такая manner of speech служит признаком принадлежности к upper class.

Переговоры ведутся чётко на СЛАЯ (фусхе) только при самых официальных приёмах (в моей практике это уровень вице-премьера) с камерами и накрахмаленными ассистентами. После завершения официальных излияний взаимной приязни и с переходом к насущным рабочим вопросам даже министры переходят на «диалект интеллигенции», который, будучи близок к литературному, всё же является., непечатным. Не потому, что содержит нецензурные выражения, а потому, что арабские диалекты в принципе до недавнего времени считались непечатными. Но шло время, появились твиттер и фейсбук, а революцию высокопарными фразами не сделаешь (фраза на СЛАЯ из разговора с таксистом буквально может переводиться как «Не соизволите ли, милостисдарь, доставить меня на площадь Тахрир?»), и диалект всё чаще стал записываться. Сначала на билбордах, а потом и в печати. Книги, написанные полностью на диалекте, ещё редки и относятся, в основном, именно к проблематике диалектологии; но даже в книгах, написанных на СЛАЯ, всё чаще диалоги передаются «как есть», т. е., на диалекте, а не подтягиваются к литературному стандарту, что было обычным для классиков арабской литературы, включая единственного на весь арабский мир нобелевского лауреата египтянина Нагиба Махфуза. По моему мнению, это ещё один маркер распада арабского языкового пространства, знаменующий оформление национальных языков. Впрочем, процесс этот идёт медленно, и на нашей жизни окончательный раскол ещё не произойдёт.