Треба - Сергей Малицкий

Арма выпрямилась, стиснула горячий круп лошади бедрами, расставила руки и тоже поймала ладонями ветер. Поймала, ухватила, сжала, стиснула, и ее лошадь разом стала еще послушнее, словно там, чуть в стороне, отсвистывали не порывы ветра, а бились распущенные поводья.

— А-а-а-а! — продолжал радостно кричать мейкк.

Отмерив не менее пяти десятков лиг, упустив сменившийся вечерним сумерком полдень, отряд вылетел на степной торг — круглую площадь, вытоптанную до твердой земли и окруженную двумя рядами шатров и палаток.

— Здесь, — гордо произнес Шип, сползая с коня. — На сегодня все. Лошадей нужно отпустить в степь. Но завтра они придут опять.

Арма освободила пальцы от прядей гривы, погладила лошадь по шее, спрыгнула на землю, удивляясь, что ноги не подогнулись от удара. Кобыла изогнула шею, развернулась, ударила копытами и ринулась в травяные просторы. Пыль улеглась, дробный перестук затих, и спутники остались посередине степного круга.

— Никого нет, — заметил, оглядываясь, Тару.

— Все мертвы, — мрачно заметил Кай.

Сарлата не пощадил никого. Правда, трупов на самом кругу не было, только пятна крови. Трупы лежали в траве, что вставала за палатками и шатрами. Люди разбегались в стороны, но смерть была неотвратима для каждого. Кому досталась стрела, кому удар мечом, а у кого-то было перерезано горло.

— Бросьте, — вскричал Тиджа после часового брожения по травяным зарослям, — не осталось живых. Темнеет уже, бивак надо разбивать.

— Так разбиваем уже, — откликнулся Тару из центра вытоптанной площади. — И чего его разбивать? Много тут было народа? — повернулся он к сидевшему на мешке Шипу.

— По-разному, — уже не испуганно, а как-то устало пробормотал мальчишка. — Но уж всегда не меньше сотни человек. И покупатели еще.

— Две сотни трупов, не меньше, — зло бросил, подходя, Кай и посмотрел на Арму, которая и теперь сучила невидимые нити, укутывала бивак в насторожь. — Что скажешь?

— Живых нет, — кивнула Арма. — Но трупы странные.

— Что может быть странного в трупах? — сморщился Усанува. — Все убиты сегодня с утра. Кому как досталось. Сегодня еще можно тут устроить ночевку, а завтра я бы уже не стал. Солнце печет, мухи гудят, плохо будет тут завтра. А уж после…

— Трупы странные, — повторила Арма. — Все мертвы, можете не сомневаться, но они все остались такими же, какими были в тот момент, когда жизнь покинула их.

— Что ты хочешь этим сказать? — не понял Тару.

— Смерть ничего не творит с ними, — объяснила Арма. — Вон Усанува говорит, что завтра тут ночевка уже не будет приятной, но для того чтобы начало вонять мертвечиной, смерть должна поработать над телами. А она словно отступила. Исторгла дух и отступила.

— Но вернуть-то дух в тела она не может? — уточнил Кай.

— Здесь? — Арма оглянулась, поежилась. — Не возьмусь гадать.

— Хоронить не станем, — опустился на землю Кай и повернулся к мальчишке. — Отсюда далеко до дальних хуторов?

— Не знаю, — сжался в комочек Шип. — Я маленький был, когда ездил с дедом. Не помню.

— Тогда понятно, — кивнул Тару. — Я тоже плохо помню, куда ездил, когда был маленьким.

— Ничего, — задумался Кай. — Дорога вот она, за ночь никуда не денется. Доберемся.

— Вот мерзавцы, — подошел, переводя дух, Шалигай. — Мало того что перебили пропасть народу, так еще и товар весь попортили. Все порублено, горшки разбиты, в лохань с медом так и вовсе нагажено…

— Для кого круг торговал? — прищурился Эша. — Много деревень-то в округе?

— Так не считал я, — пожат плечами Шип. — Народ брался откуда-то. Тут всегда шумно было.

— Ничего, — проворчал Усанува. — Если я все правильно понимаю, то когда нас тут переломает да перебьет, да не останется в долине еще какой пришлой пакости, то заходи сюда еще раз, и будет на месте и деревенька коневодов, и дед этого паренька, и сам паренек. А вот если бы зеленоглазый не призвал сюда всякую погань, так и теперь бы они живы были.

— Не нуди, — оборвал лами Эша. — Тебе ясно было сказано, что кровь нужна? Без крови расползается морок. Расползается, да прочь выкидывает. А до Анды можно только по мороку добраться.

— Не эта кровь нужна мороку, — вздохнул Кай. — Другая. Вот кровь Сарлаты бы подошла. И всей его банды.

Кай посмотрел на лами, потом на Тару, который колдовал с варевом.

— Я иду спать. Старик, накорми всех. Что, Шипантахи, придут твои лошади на зорьке?

— Как начну дудеть в рожок, так и придут, — ответил мальчишка.

Поспать до утра зеленоглазому не удалось. Вечерняя трапеза прошла в молчании, затем отряд расположился на ночлег, но под утро Арма проснулась. Не только от того, что нити насторожи затрепетали, а от того, что ужас пришел со степи, накатил и захлестнул ночной лагерь.

— Что там? — вскрикнул спросонья Эша. — Что еще? Кто подходит?

— Не подходит, — процедил сквозь зубы Тиджа. — Уходит.

— Уходят, — поправила Илалиджа. — Мертвые уходят.

Арма видела и сама — трупы, которые окружали торговый круг, поднимались и уходили в степь. Не в одну сторону, а в разные, словно следуя линиям, начинающимся из центра круга, двигались в стороны, как лучи смерти. Шли, не переваливаясь, не припадая на подбитые ноги, а ровно и спокойно, словно неведомая сила не только вдохнула жизнь в мертвые тела, но и добавила им сил и смысла.

— Раздери меня Пустота, — прошептал в ужасе Тару. — Оживают, что ли?

— Нет, — прогудел, вглядываясь в утреннюю мглу, Тиджа. — Мертвые были — мертвые и есть, только ногами топают. Крепко топают. Знать, сильная магия их ведет.

— Тут всё вокруг магия, — прошептал, громыхнув камнями в кисете, Эша. — Я даже не о том, что глаза наши видят. Всё магией оплетено. Дышишь и на каждый вдох больше магии вдыхаешь, чем в нашей Гиме за год накапает.

— А ты чего хотел? — усмехнулась Илалиджа. — Там, куда мы идем, заперты боги. Дюжина! Или ты думал, что они кольем и канавами будут отгораживаться?

— А вам-то это зачем всё? — взъярился Эша. — Ваша братия сколько уже тысяч лет кровушку отсасывает от Салпы! Вам-то какой интерес дюжину освобождать?

— Разный интерес, — хмыкнул Тиджа. — Кто-то указание правителя выполняет, а кто-то заодно и скуку развеивает.

— Всякая держава рада границы расширить да к чужой кровушке присосаться, — добавила Илалиджа. — Но какую державу из прошлого не потеребишь, с этого дела ее конец и начинается.

— Вот так, значит, — сплюнул Эша. — Ну что ты, Тару? Разогреешь отвара ягодного? Пора бы уж и нутро согреть, а то опять выкличет парнишка лошадок, и вновь будем половину дня трястись, ни до ветра отойти, ни на травке полежать.