Безумие Божье. Путешествие по миру гонений - Грегг Льюис

Я набрался смелости и подошел к группе у микроавтобуса. Не то чтобы я был насторожен, но я точно испытывал любопытство, и меня наполняло предчувствие.

Мужчина, которого я заметил первым, наконец повернулся ко мне. «Доктор Рипкен?» – тихо спросил он. Другие обошли микроавтобус, открыли двери и начали загружаться. Я подумал: «Точно! Вот тот самый связной, которого прислал Дэвид. Кто же еще может знать мое имя?» Я решил больше не любопытствовать – в тот миг точка невозврата была пройдена.

Я кивнул и протянул ему руку. Мужчина кивнул в ответ и вежливо улыбнулся. Мы наскоро пожали друг другу руки, и он, успев представиться, быстро оглядел парковку, а затем протянул руку за моей сумкой. «Сядете в машину, передам, – сказал он мне, жестом пригласив во все еще открытый микроавтобус. – Зад-нее сиденье ваше».

Как только я стал на подножку, пассажиры заулыбались. Все пожимали мне руки и представлялись, пока я медленно протискивался к заднему сиденью микроавтобуса, рассчитанного на двенадцать пассажиров. Сейчас они казались вполне дружелюбными, а я все еще надеялся, что они не из службы безопасности.

Сумку вернули почти сразу. Но даже тогда я все еще не был уверен, среди друзей я или нет. Несколько мгновений, и я почувствовал себя намного лучше, когда руководитель группы втиснулся на водительское сиденье, держа телефон у самого уха. Я слышал, как он сказал: «Гость прибыл. Всех остальных я забрал. Покидаем место два. Прибываем на место одиннадцать, время семь». Тот же протокол. Дышать стало чуть легче.

Впрочем, спокойствие длилось недолго. Водитель обернулся ко мне и слегка виновато сказал: «Нам ехать восемнадцать часов. Вам нужно лечь и не показываться. Мы не можем допустить, чтобы власти увидели вас. Пока едем, отдыхайте. Можете даже поспать».

«Хорошо», – ответил я так беззаботно, как только мог. Я попытался, пока мы выезжали с парковки, устроиться в наименее неудобной позе. И я все не мог перестать думать: «Вот те раз! Восемнадцать часов сутулиться на заднем сиденье в пути через пол-Китая, которого я и не увижу! Нищенское турне!»

В нашей последней беседе Дэвид Чен обещал, что будет ждать в новом пункте – и что этот пункт будет сильно отличаться от больших городов и находится в «очень сельской, но и очень живописной части Китая».

«Придется поверить на слово», – подумал я. Втиснувшись в заднее сиденье, я мог видеть только небо и верхние этажи зданий, фонарные столбы и деревья, мимо которых мы проезжали. Эти частичные намеки, дрожь дороги под колесами, рев клаксонов и другие звуки транспорта, а также наш медленный и рваный темп перемещения говорили мне, что мы все еще в городе. Но больше я ничего не знал.

Обыкновенно в пути я знакомился поближе с кем-нибудь из попутчиков. Но сейчас содержательной беседы не стоило и ожидать. Ее следовало дождаться, и я коротал время в размышлениях.

Я думал о тех местах в Китае, где уже побывал, и пытался вспомнить всех, с кем встречался и беседовал. У меня было слишком много воспоминаний.

Поездка в Китай уже стала самым изнуряющим путешествием в моей жизни. И я пришел к кое-каким новым и неожиданным заключениям насчет культурного шока. Возможно, эти истины и были очевидными, но я познавал их день за днем. Во-первых, чем глубже различие между культурами, тем более сильный шок испытает путешественник. А во-вторых, чем сильнее культурный шок, тем больше сил тратится только на то, чтобы прожить еще один день.

Еще раз скажу: возможно, эти выводы тривиальны. Но ни в одной из поездок я не испытывал такого культурного потрясения, какое испытал в Китае. Я был в Западной Европе, в Восточной Европе, в Африке и во многих других местах, но Китай мне показался совершенно иным миром.

Даже с моим опытом и способностью к языкам я лишь изредка мог понять какое-нибудь слово. Слова и иероглифы, используемые в Китае на дорожных знаках, в наружной рекламе, в заголовках газет и даже в меню, для меня были… вот именно, «китайской грамотой»! Мне всегда нравились самые разные национальные кухни, но здесь я не мог понять, что именно я ем – ни по виду, ни по запаху, ни по вкусу, ни на ощупь!

Мне пришлось ко многому приноравливаться, причем все время, и каждый день казался нескончаемым. Плата была огромной: сил почти не оставалось. Но в то же время я был настолько ошеломлен и взволнован увиденным и услышанным, что каждый день сновал туда-сюда между восторгом и истощением. В иные дни я выживал на чистом адреналине. К вечеру я часто чувствовал себя так, будто у меня на исходе топливо и мой внутренний двигатель едва тарахтит выхлопами газов.

А если по-библейски: дух жаждал, плоть была слаба.

Сейчас же, в начале восемнадцатичасовой поездки, на заднем сиденье микроавтобуса, забитого незнакомцами, я осознавал, что мы ошиблись, оценивая стресс от культурного шока. В стремлении сберечь время мы жестоко просчитались, когда решали, куда я могу добраться, с кем могу встретиться и чего могу достичь за одну командировку. Мы недооценили расстояния, климат, перепады высот и массу других логистических и физических факторов, с которыми мне предстояло столкнуться в Китае.

Легко было рисовать линии на карте. Чуть сложнее – бронировать билеты на автобус, поезд и самолет. И мы упустили из виду, что Китай по размерам почти как Соединенные Штаты.

* * *

Мои попутчики часто шутили и смеялись: я понял, что они были давно знакомы – и явно счастливы тем, что им представилась возможность провести время вместе. И сама поездка тоже доставляла им радость. Ясно, что я был чужаком и потому не мог ей насладиться.

Я снова ощутил одиночество и неприкаянность: иностранец на чужбине. Так же я чувствовал себя, когда впервые ступил на китайскую землю, и это чувство не покидало. Мне никак не удавалось избавиться от ощущения, будто кто-то постоянно наблюдает за всем, что я делаю и куда иду. Может, за мной наблюдал не просто кто-то, а каждый! Не отпускал и почти неуловимый, но неизбывный стресс: если хоть одну мою встречу раскроют власти, люди отправятся в тюрьму просто за то, что были со мной вместе. За себя я не тревожился: меня-то просто препроводят в ближайший аэропорт и велят отправляться домой. Но груз тревоги за этих людей я нес будто очень тяжелую ношу.

* * *

Наконец мы набрали скорость, а я начал различать только верхушки деревьев. Домов и уличных фонарей было немного. Я понял,