Три билета в кино - Яна Эдгаровна Ткачёва

издаю панические звуки, задыхаясь от ожившего кошмара. Сашка крепко прижал меня к себе, бормоча успокаивающие слова на ухо, но я от страха ничего не слышала. Жека обнял меня сзади.

Так сплелся кокон из их тел, который укрыл меня в безопасности.

Я заплакала от несправедливости и душевной боли. Неужели это будет преследовать меня до конца жизни? Вот рядом со мной два прекрасных добрых парня, которых я искренне люблю, но показать свою любовь физически мне никогда не будет дано? Это просто нечестно. Я ненавидела свое тело и все, что происходило в голове и позволяло единственному событию в жизни лишать меня счастья и любви!

– Ш-ш-ш, – зашептал Сашка, – Прости, что я так резко.

– Это никогда не закончится, – провыла я ему в грудь.

– Лиса, – тихо зашептал Жека. – Все уже закончилось, мы обязательно преодолеем и эту маленькую трудность.

– Маленькую трудность? – прорыдала я. – Прошло два года, это должно быть далеко позади, что со мной не так?

– С тобой все так, прекрати!

Сашка взял меня за плечи и отстранил от себя так резко, что я врезалась затылком в Жекино лицо. Уверена, это вышло не специально, и лично мне больно не было, да и удар вышел не сильный, больше неожиданный. От мысли, что снова разбила Женьке бровь, я забыла, что уже вот-вот собиралась расплакаться, но его голос, хоть и возмущенный, прозвучал слишком наигранно:

– Ауч! Полегче, богатырь!

– Любовь – это немножечко боль, – оборвал его Сашка, но бросил взволнованный взгляд через мое плечо. Не увидев, судя по всему, ничего опасного, Саня снова обратился ко мне. – Все у нас получится, Васа! Просто надо набраться терпения…

И так как о терпении сейчас нам говорил человек, который вообще о нем не имел понятия, мы с Жекой после секундного молчания синхронно рассмеялись. Сумасшествие. За последние пять минут я сгорала от возбуждения, паниковала, рыдала и смеялась.

– Хватит ржать! – оборвал нас Сашка. – У меня есть план.

– Ну еще бы. – прохрипел Жека, обнимая меня со спины, и мы продолжили смеяться.

Сашка посмотрел на нас, нахмурившись, но не выдержал и засмеялся в ответ. В этот момент мне казалось, что нельзя любить этих двоих сильнее, чем уже любила я.

Женя

В воскресенье после полудня, возвращаясь от Лисы и Сашки, я в довольно приподнятом настроении проворачивал ключ в двери родительской квартиры, а пока переобувался в тапки, даже начал насвистывать какую-то мелодию, когда услышал, что на кухне гремят посудой. У меня мелькнула удивленная мысль: неужели мама была в состоянии готовить обед выходного дня? Воодушевленный, я пошел на звук, чтобы поздороваться и немного поболтать, но застыл на пороге, так и не дойдя до стола. Отец в домашнем спортивном костюме стоял ко мне спиной, мыл посуду, а на сковороде скворчала яичница с приличными порциями бекона, я затаил дыхание и постарался бесшумно ретироваться, пока он меня не заметил.

– Слышал, как ты вошел, – остановил меня его голос.

– Добрый… день, – я запнулся, потому что не знал, что сказать дальше.

Отец так и не повернулся ко мне, но махнул рукой в сторону стола, что я воспринял как требование остаться и, будучи все еще в шоке от представшей передо мной картины, тихо подошел к столу, сел на самый край стула и напряженно застыл. Отец продолжал молча готовить то ли завтрак, то ли обед, я не видел его в воскресенье дома уже несколько лет, а чтобы он что-то делал на кухне, не видел вообще никогда.

– Маме нездоровится, поэтому на обед это, – он поставил передо мной тарелку с истекающей жиром яичницей и тонкими кусками бекона, зажаренными до хруста.

– Кхм… – неопределенно пробормотал я и продолжил настороженно следить за тем, как он расставляет на столе хлеб, приборы и стаканы.

Я понял, что отвертеться не удастся, и принялся за еду (чем быстрее съем, тем быстрее смогу уйти в свою комнату), но пища была непривычно жирной, поэтому я взял кусок хлеба побольше, надеясь, что это поможет избежать изжоги, я никогда особо не любил бекон, предпочитая отварной язык или буженину. Отец какое-то время ел в тишине и закончил гораздо быстрее меня, поскольку принимал пищу он по армейской привычке, то есть быстро и без удовольствия. Я надеялся, что, когда закончит, он даст указание помыть посуду и скроется в зале, чтобы посмотреть телевизор, но он опустил тарелку в раковину, сел напротив меня и стал наблюдать за тем, как я ем, и под его тяжелым взглядом мне кусок в горло не лез.

– Итак, – начал отец, и я с облегчением отложил вилку. – Мать сказала, что ты довольно часто проводишь все выходные у. Александра, – он с трудом назвал Сашку по имени, будто даже заставил себя.

– Да, так и есть.

Я понимал, что отпираться смысла нет, и параллельно задумался, не связана ли болезнь мамы с ним, то есть не докатился же он и до ее избиений. Эта мысль меня встревожила.

– И та девушка с вами? – небрежно спросил он, но тон оставался напряженным.

– Да, она там живет, – мне показалось, что в мой голос просочился сарказм, но отец не обратил на это внимания.

– Поточнее, – приказал он.

– Василиса – двоюродная сестра Сашки, – объяснил я. – Переехала к нему два года назад после смерти матери.

Отец слегка побледнел, и несколько минут мы провели в тягостном молчании, я не понимал его поведения.

– Не знал, что у Сергея были родные сестры или братья, – наконец подал голос отец.

– Это по линии Сашкиной мамы, – вывернулся я.

– У тебя отношения с… Василисой? – внезапно сменил он тему.

– Да, – сказал я часть правды. – Мы встречаемся.

На мой ответ отец нахмурился, а я окончательно запутался, в чем суть этого допроса. Конечно, он постоянно контролировал меня и надзирал за мной, но по-настоящему его интересовал не я сам, а только безукоризненное соответствие его требованиям. Что изменилось? Я попал в параллельную вселенную?

– Пригласи ее на ужин, – подытожил отец приказным тоном, но потом добавил почти нормальным голосом: – Мама хотела бы с ней познакомиться.

Я потрясенно кивнул и судорожно пытался сообразить, что делать, удастся ли соскочить и зачем он вообще это затеял.

– В следующую субботу буду дома к ужину, – продолжил отец, который будто бы не замечал моего потрясенного вида. – Скажем, к семи, – он бросил на меня короткий взгляд, выхватил тарелку из-под носа, резко встал со стула и выбросил содержимое в мусорное ведро, после чего вернулся к уставному армейскому тону: – Можешь быть свободен, я сам