Дом там, где сердце - Шеннон Фаррел

Наконец, когда ранний утренний свет пробился сквозь што­ры, он освободился из ее объятий, оделся и молча вышел.

В течение нескольких следующих дней Локлейн видел, что возобновление их отношений, похоже, никак не улучшило настро­ения Мюйрин. Не было на ее лице той радости, которую он видел на пляже в Россноулаге и тогда, когда она резвилась, бе­гая по поместью в свой день рождения, а Тэйдж гонялся за ней, весело скача у ее ног.

Он не сомневался, что возвращение Мюйрин в Шотландию – это лишь вопрос времени. Подозрение подтвердилось, когда июль сменился августом и на горизонте темной тучей замаячил новый кризис для Мюйрин и Барнакиллы.

Мюйрин молила Бога, чтобы он избавил их от каких бы то ни было катаклизмов, но в начале августа стали просачиваться слухи, что в Европе плохой урожай картофеля из-за необычай­но холодной весны и очень влажного лета.

Поместье находилось гораздо севернее, и Мюйрин знала, что здесь убирать урожай начнут лишь в конце августа, а карто­фель – до конца октября, и молилась за хорошую погоду. Но густой холодный туман, казалось, поселился над всей страной и сопровождался странным запахом гнилых овощей. Одним серым августовским утром Мюйрин выглянула в окно и вер­нулась в теплые объятия Локлейна.

– Там явно мрачно, – сонно сказала она, дыша ему в плечо.

– Может, ты возьмешь выходной для разнообразия? – пред­ложил Локлейн. – И сразу почувствуешь себя гораздо лучше, Мюйрин. С тех пор как ты сюда приехала, вот уже семь месяцев подряд, ты трудишься как раб. Съездила бы в Эннискиллен прогуляться по магазинам или навестила Присциллу с мальчи­ками в Грейндже. Я уверен, они будут рады тебе.

– Заманчиво, но не могу. У меня сегодня очень много дел. Да и если бы у меня был выходной, я бы целый день провалялась в постели. Не скажу, что я делала так дома. Мне всегда было чем заняться, но я часто сидела в постели и читала, пи­сала письма или еще чем-нибудь занималась. Так что один день в постели пришелся бы мне очень по душе. Но не сегодня.

– Почему?

– Потому что я случайно узнала, что у тебя тоже огромный список дел на сегодня.

Локлейн нахмурился и опустил глаза.

– Ведь не думал же ты, что я захочу провести целый день в постели одна? – улыбнулась она. – Разве это так весело?

Локлейн, расслабившись от ее слов, наконец-то улыбнулся и крепко прижал ее к себе.

Мюйрин поцеловала его в губы и, несмотря на назойливый внутренний голос, подсказывающий ему, что уже день и лич­ное время, которое они могут провести вместе, закончилось, он любил Мюйрин в ярком свете дня, который неожиданно залил комнату, когда лучик солнца пробился сквозь тучи, пока они оба, совершенно изможденные, не раскинулись в постели.

Поцеловав ее еще раз, он оторвался от Мюйрин и, быстро одевшись, выскочил из комнаты. Он не хотел задерживаться, опасаясь увидеть ее разочарование от того, что это случилось днем, при свете.

Когда Мюйрин смотрела ему вслед, на ее лице не отразилось и капли сожаления. Она чувствовала, что с каждым днем Ло­клейн любит ее все больше и больше. Но вот как ей рассказать ему обо всем? Тайны, которые она хранила от него, камнем давили ее сердце.

Может ли она быть уверена, что он ее действительно любит? Конечно, она признательна ему за помощь. Но как знать, что он вообще не начал их отношения ради себя, ради своих друзей и близких? Не использовал ли он ее на самом деле? Все исполь­зуют других, цинично подумала она. Даже я.

В течение следующих трех месяцев она боролась за спасение урожая картофеля, слух о заболевании которого распростра­нился с ужасающей быстротой и был тут же подхвачен пани­керами. Первые сообщения о заболевании напечатали англий­ские газеты, когда порченый картофель собрали на острове Айлоф-Уайт и в Кенте одиннадцатого августа. Мюйрин узна­ла эту новость несколько дней спустя и обсудила ее с Локлейном однажды вечером, когда они сидели в ее маленькой конторе, а по крыше барабанил дождь.

– У меня плохое предчувствие в связи с этим, – сказала она, показывая Локлейну газету. – Можешь назвать это мо­ими шотландскими предрассудками, но, думаю, это серьезно. Если эта болезнь поразила лучшие земли в Англии, что тогда будет здесь?

– Не знаю. Конечно, это может быть локальная беда. Айлоф-Уайт совсем крошечный, а Кент могли изолировать, чтобы предотвратить распространение, ну, например, не выпускать повозки за пределы поля. Может, эта болезнь сюда и не дойдет. В конце концов, это ведь в сотнях миль от нас, за морем, – пы­тался он ее успокоить.

– Думаю, лучше быть к этому готовым, чем ничего не пред­принимать, а потом придется пережить еще один кризис, когда уже не останется хорошей земли.

– Что ты предлагаешь?

Ничего ей не нравится в последнее время, с досадой поду­мал он.

– Думаю, нам надо купить овса и пшеницы, а еще картофе­ля на семена, репы, моркови и свеклы. Нужно сократить по­требление молока или использовать больше овечьего и козьего молока и заготовить побольше сыра. Понадобится также го­раздо больше рыбы. Зимой ее можно коптить. И я хочу еще раз съездить в Донегол за водорослями. Их можно будет высушить, они очень питательны. Я уже не говорю о мидиях, которые можно будет коптить. А еще давай посмотрим, сможем ли мы недорого купить еще свиней, а мужчины пускай сплавают на острова на озере и поохотятся на диких коз. Они могут поймать несколько самок, а остальных пристрелить. Я слышала, они довольно вкусные. И свиньи, и козы питаются объедками, так что держать их обойдется недорого, если мы будем экономны. А еще давайте построим больше загонов для кроликов и кур. Я хочу, чтобы на охоту пошли лучшие охотники, когда начнет­ся сезон. И не помешало бы достать еще цыплят, гусей и уток.

– А мы не можем просто подождать, пока приплывет «Ан­дромеда»?

– Нет. Она не приплывет сюда еще несколько недель. Если люди запаникуют, цены подскочат.

– А за что мы все это купим? Я думал, мы ограничены в сред­ствах, пока не поступят деньги в конце месяца.

– У меня еще осталось немного от продажи дома в Дублине. У нас есть рулоны шерстяной ткани, из которых я собиралась сшить мужскую и женскую одежду на зиму. Теперь я думаю, что продам их и куплю фланель и немного тяжелого хлопка и посмотрю, сколько денег останется у меня после этого.

Наконец Локлейн сдался.

– Хорошо, я куплю все, что ты перечислила, но все же ду­маю, что ты пессимистично настроена.

– Я знаю, Локлейн, извини. Но с тех самых пор, ну, за последние восемь месяцев, каждый раз, как я начинаю видеть свет в конце тоннеля, что-то обязательно омрачает наше и без того нелегкое положение.

Локлейн притянул ее к себе и нежно поцеловал, убирая с ее виска выбившуюся прядь волос.

– Я верю, что ты права, и сделаю все, как скажешь, дорогая. Но будем надеяться, что это лишь в твоем больном воображении.