Феодал. Усобица - Александр Логинов

* * *

С низовьев Проновы поднимались купеческий струг, и несколько пузатых паузков. Шли они тяжело, тяжелогруженые кораблики чуть бортами воду не черпали. Остановились на ночлег, причалив к берегу рядом с княжеской усадьбой. По трапу с ладьи неспешно сошел коренастый купец в нагольном полушубке из овчины. Следом за ним на берег сошел монах в овчинном кафтане поверх черной рясы, сопровождал монашка статный воин в полном доспехе с накинутым поверх меховым налатником. Матросы под пристальным взором этой колоритной парочки сгрузили на берег два вместительных дубовых сундука окованных железом.

Демьян уже распоряжался, у пристани стояла телега, в которую слуги торопливо погрузили привезенные сундуки. Поклажу тщательно укрыли рогожами от чужих глаз. На струге крутились два татарина, рыская глазами по берегу, что-то высматривая. Присутствие татар, удивления у князя не вызывало. Он уже знал, что любой торговый гость отправляющийся в земли Орды, будь то низовые земли или крымский юрт, обязаны брать проводников из татар, проживающих в татарских дворах в столицах княжеств. Один из татар был из Москвы, а второй из Рязани.

Иван Андреевич купил татрченка с потрохами. За отваленное проводнику серебро, тот не только продал своего хана, но готов был душу продать. Риск, что татарин вздумает продать нового хозяина, был, но не велик риск.

Семья проводника проживаела в Кафе, но еще по зиме вздумала перебраться в Резань. Так что в верности татарина можно было не сомневаться, очень уж мужик любит своих детей и красавицу жену. Она у него русская, из полона угнанного несколько лет назад в Орду. Девахе тогда едва исполнилось тринадцать лет, и красота сыграла с ней злую шутку — продали ее еврею-работорговцу за двести аспров, тот ее перепродал в Тане греку-работорговцу уже за пятьсот аспров. С началом навигации быть бы проданной Ульяне в Италию, да видно хранили ее ангелы.

Игнат, так звали проводника, живя на Руси поменял веру, крестился, взял русское имя и собирался взять в жену Ульянку. Договоренность с ее отцом, зажиточным крестьянином из-под Старой Резани у Игната имелась, но разбойничий набег ватажки татар разлучил его с невестой.

Получить информацию о пленнике не сложно, вызнал Игнатка кому продали невесту и сделал выводы. Взял серебра у отца девахи, выгреб всю свою заначку и отправился прямиком в Тану. Но не успел, пинаса на которой увезли проданных рабов ушла в море за два дня до его прибытия. Парень чуть голову не потерял от горя. Да русский купец с которым прибыл Игнатка помог — не стал расторговываться в Тане, рискнул доплыть до Кафы. Там Игнатку ждали новые мучения. Рабыню выставили на торги и начальная цена оказалось запредельной. Виноват в этом сам Ромео — любовь отшибает мозги напрочь. А говорят, что татары хитрые… Грек просек тему и понял, что можно сорвать приличный куш. Вообще-то, он собирался продать русскую девчонку за две тысячи аспров, но раз такое дело, то цена поднялась до десяти тысяч аспров. Естественно никто из приезжих работорговцев покупать рабыню за такую сумму не стал, но грек не так прост. В результате многодневного торга цена была скинута до сорока сомов.

Таких денег у Игната не было. Он имел на руках только лишь семь резанских рублей — сумма вполне достаточная при обычных обстоятельствах. Грек предложил выход — Игнат находит половину суммы сразу, остальное серебро выплачивает в течении трех лет. Девушка остается у продавца на это время в услужении, а что бы обращались с ней по доброму, платит Игнат еще по двести аспров ежегодно.

То что рабыня одной веры с купцом, грека абсолютно не смущало. Ну христианка, так ведь православная ведь, а для грека-католика православная рабыня все равно что язычница. Игнат с ног сбился, но нашел серебро, правда не все, но двадцать сомов набрал.

Православного священника в Кафе найти не проблема. Куча церковников шастает из Руси в Константинополь и обратно. Попик быстренько обвенчал молодых, ничуть не смущаясь малым возрастом невесты.

Слушая историю женитьбы проводника Андрей ничему не удивлялся, в гареме одного татарского бека он давеча обнаружил наложниц, самой младшей из них — от силы семь лет от роду. На свою беду бек остался жив после битвы, и Андрей отдал его мужикам на потеху. Что они с ним сделали — об этом лучше не вспоминать, но насиловать бек уже никогда не сможет, и даже саблю в руках ему не держать более. Зато жив остался. Лука, после того как мужики натешились, обменял бека-педафила на бурдюк с кумысом.

Заместитель князя по торговой части, московский и резанский гость (неслыханное дело по нынешним временам) Иван Андреевич ссудил Игната серебром, и по зиме Игнат в сопровождении нанятых воев боярина Маслова съездил в Крым и выкупил жену полностью. Правда жадный грек все равно вытряс с Игната аспры, оговоренные в договоре купли-продажи.

Был такой договор, честь по чести составленный у нотариуса Кафы. Оплата услуг нотариуса за счет покупателя, а так как нотариусы получали не много, так всего лишь чуть меньше десяти килограмм серебра в год, то недостающие средства крючкотворы добирали на оформлении сделок и официальная зарплатка была намного меньше чем они зарабатывали частным порядком. Дело свое нотариусы знали, чего стоит документ продажи Ульяны. Судите сами: «мою рабыню, по происхождению русинку, четырнадцати лет или около того, во святом крещении названную Ульяной, здоровую, без каких-либо изъянов и (не страдающую) падучей болезнью, непорочную, отныне и впредь, с полнейшей возможностью и властью эту рабыню иметь, держать, отдать, подарить, повелевать, продать, отчуждать, обменять, навечно владеть, быть судьей за ее душу и делать все, что вам будет угодно и заблагорассудится, как с вашей собственной вещью, безо всякого противодействия с чьей-либо стороны, так как затем я всецело ее отчуждаю и в ваше полнейшее распоряжение и власть предоставляю». Вот так, человека словно скотину продали…

Степняки такими грамотками не заморачивались, откуда в степи нотариус? Договорились о цене, ударили по рукам и готово дело — товар переходит к купцу. Другое дело итальянские колонии в Крыму. Цивилизация, одним словом.

Купец тем временем степенно поклонился встречающим его людям. После приветствия, Андрей пригласил купца в гости, а Демьян стал обниматься с воином сопровождающим монаха.

— Здорово, Вострая сабля! — сказал гость заключая Демьяна в богатырские объятия. — Сказывали ты в землепашцы подался, а ты, гляжу, опять при деле! Поди десятник?

— Бери выше, — улыбнулся воевода.

— Неужели сотник?

— Опять не угадал, — весело расхохотался Демьян. — Воевода я. Осадный воевода при князе нашем.

— Этот, что ли князь? — воин кивнул в сторону Луки Фомича, по случаю вырядившегося в дорогие одежды.

— Не, это не князь. Это Лука, из новгородцев, походный воевода при князе, — помотал головой Демьян. — Вона он, наш князь.

Собеседник Демьяна с удивлением уставился на высокого стройного мужчину с гладко выбритым подбородком. Лицо князя портили многочисленные шрамы, особенно один, на левой стороны, на скуле, делал выражение лица этого князя мрачным, к тому же мочка уха, как он успел заметить, отсутствует. Опытный воин сразу определил, что шрам на скуле и отсутствие части уха — след татарской стрелы. Зато во втором ухе у князя красовалась золотая серьга, точно такая же как у него самого. Впрочем, серьгу в ухе носили повсюду: от Новгорода до Орды. Волосы на его голове по новгородской моде — коротко подстрижены спереди и, на затылке заплетены в одну толстую косицу. Князь, подобно самому Вострому кнуту, нарушал наказ из Нового Завета, четко говоривший, что если муж растит волосы, то это бесчестие для него. В ухе князя, по ордынскому обычаю, блестит золотая серьга в форме вопросительного знака. Одежда князя, как то простые меховые штаны, распахнутый овчинный тулуп и новгородский кивер — высокую войлочную шапку с меховой опушкой, мягко говоря не соответствовала статусу князя, но дело-то в общем-то обычное. В домашнем обиходе русские князья отличались скромностью, если не скупостью.