Фатум - Таня Стар

Сгустившиеся облака принесли лёгкую прохладу и сумрак. Потап набрал полную сумку чабреца, осталось только высушить в тени и лекарство от простуды готово. К тому же Потап любил умопомрачительный запах скворчащего на сковороде приправленного чабрецом мяса.

На счету Потапа было бесчисленное множество раскрытых преступлений, он всегда был на высоком счету у руководства. Он сканировал прожитую жизнь под лёгкий ветерок и нечаянно обжёгся о череду воспоминаний изменивших его жизнь. Это были два громких дела о маньяке Мстителе и убийце Духе. Как же давно это было. Сколько же прошло лет? Он подсчитал, оказалось полтора десятка лет.

– Время скоротечно, – он болезненно констатировал.

В преддверии рождения второго внука он не хотел, чтобы такие Духи расхаживали на свободе. По коже прошла дрожь. Он подумал, что не мешало бы узнать о коварных убийцах и где они сейчас. По стечению обстоятельств мутанты в человеческом обличье стали его жизнью, самой отвратительной её частью. Потап дал зарок, пока его не отправили на пенсию, воспользоваться служебным положением и узнать где эти «рыцари преступности» пребывают.

Потап мечтал о пенсии. Он уже вдоволь наруководился. Политическая обстановка в стране изменилась. Работать стало сложно. На заслуженном отдыхе он мог бы подрабатывать медвежатником, вернее помогал бы растяпам вскрывать сейфы, от которых утеряны ключи. По роду деятельности он мог легко справиться с любым из самых сложных замков. Мысли о пенсии вызывали и иное чувство, он уже начинал тосковать по работе. Эта двоякость раздражала. Должность начальника он оставил бы без сожаления. Не его эта работа. Пусть другие руководят. Он устал. Его тянуло в степи, чтобы раствориться в их прозрачном и душистом воздухе.

Оценивая путь от участкового до начальника, он в закромах памяти наткнулся на старый анекдот, точно отражающий действительность.

Беседуют молодой и опытный хирурги:

– На пенсии, чем займётесь? – спрашивает молодой.

– Выйду в сад, сяду в кресло качалку, и месяц буду сидеть.

– А потом?

– А потом, …потом я начну раскачиваться.

Луга на окраине города распластались сплошь до горизонта. Роса жадно впитывала аромат степных трав, воздух благоухал горечью полыни, терпкостью чабреца и приторной акацией. Ступив на свободную землю за порог тюрьмы, Дима полной грудью вобрал дух воли. Насытив лёгкие благовонием, он ощутил раздолье зелёных степей. Аромат лепестков воспламенил в душе эйфорию, и она запела гимн свободе. Дух дал разгуляться эмоциям и воображению, громко ржал, кувыркаясь по мягкому зелёному ковру, он падал на тёплый чернозем, переживая сладость от безграничного простора, бил руками по впалой груди и ликуя, кричал: «Эге-гей!». Вконец выдохшись от приступа сумасшествия, он лёг на спину, раскинул руки и долго созерцал бескрайнее небо, ослеплённый жаркими лучами, плакал. Он ровно умер от припадка радости, настоящее мерещилось восхитительным сном. Душа взлетела в поднебесье, позабыв о мучениях в стенах колонии. Он все ещё остался тем неполноценным ребёнком обиженным на весь мир.

Ухватов прошёл к автобусной остановке, чтобы добраться до железнодорожного вокзала. Он спешил убраться с ненавистного места, в котором прожил страшную жизнь. С каждым вдохом свободы в заячьем сердце тяжёлым грузом оседали воспоминания о тюремном рабстве. Радость не покидала истерзанную душу от мысли, что теперь он распорядится своей судьбой и заживёт красиво, не повинуясь режиму и братве.

Старец в возрасте Христа обессиленный физически и ослабевший духовно не мог одолеть ущербное мировоззрение убогого существа, коим он и являлся. Некогда шатен поседел, сеть глубоких морщин означила впалость на щёках и прищур серых глаз, искромсала широченную лобную залысину. От нехватки витаминов шелушилась веснушчатая кожа. Недельная щетина и сутулый силуэт выдавали в нём небрежность. Столкновение с законом отразилось на нервной системе и психике. Слуховые галлюцинации провоцировали страх, он нервно озирался, в повадках узнавалась мания преследования, хаотичные руки, громкий смех, скорбное лицо подтверждали реактивный психоз. Первые шаги на воле свидетельствовали о полном изменении сознания. Он был не в состоянии принимать решения, и смело общаться с людьми из-за долгих лет покорности.

При отсутствии вариантов он купил билет на поезд, чтобы отправиться домой, где его никто не ждал. Люди с котомками толкались в открытые двери пригородного поезда. Дух уселся возле окна и, прислонив голову к стеклу, жадно следил за путаным движением людей по перрону. Он как земляная жаба беззубо улыбался, лицезря жизненные перемены после долгого тюремного заключения. Люди стали словно чужими не из его бытия. В стекле он увидел вывалившийся в межзубную щель нездорового вида белый язык. Сопоставив яркую одежду людей с собственным отражением, он впервые в жизни засмущался, лицо охватил жар, шея покрылась рваными сочными пятнами. Неведомое чувство дикого стыда сдавило грудь, воздух загустел до киселя, трудно дыша, он чуть было не провалился под землю, желая раствориться в пространстве. Испытав унизительное для любого человека чувство неполноценности, он вмиг осознал, что не ведает, как дальше жить в свободном мире, чем заниматься.

Мимо вагона проходили разновозрастные девы, но плоть не откликнулась на их красоту, возбуждения как в юности не произошло. Для него все женщины преобразились, и казалось, что среди них нет страшненьких и старух. Он дико стеснялся невинно брошенных на него взглядов, словно извиняясь за принадлежность к касте неприкасаемых. Позабыв на время о заключении, он наслаждался картиной жизни. В вагоне было тепло, светло и уютно. Поезд убаюкивал ритмичным стуком колёс о рельсы, Дух словно умер, провалился в сон и, уронив голову, бился о стекло в такт составу.

Мерный ритм сменил свист и скрежет, поезд затрясло и все полетело, а Дух очнулся у ног молодицы. Его руки упёрлись в холёные коленки, он быстро поднял ладони извиняясь за то, что тронул девушку и стыдливо опустил глаза. Она оттолкнула его с криком:

– Держись, чёрт бы тебя взял!

От резкого торможения в соседних купе с верхних полок грохнули чемоданы и сумки, содержимое высыпалось на пол, сила инерции придавила людей к противоположным спинкам сидений. Состав остановился как вкопанный, девушка поднялась, отряхнула коротенькую юбочку и неприязненно с высокомерием произнесла:

– Фу! Вонючка! Держаться надо, а не падать на девушек.

Дух быстро перескочил на другую скамейку от греха подальше. Обидное «вонючка» записалось на подкорку, определив место неприкасаемому. Между тем в вагоне возникла паника. Женщины громко спорили, выясняя, что произошло. Образовалась очередь из тех, кто бросился в тамбур, чтобы покинуть вагон. Переполох усилил давку в проходах, сработал стадный инстинкт и толпа была готова в панике растоптать любого замешкавшегося слабака.

Включилось оповещение:

– Просим соблюдать спокойствие. Поезд тронется через 20 минут. Просьба помочь задержать нарушителя, – люди стали возвращаться на места.