Желанное дитя - Лиза Скоттолайн

– У них офис был прямо рядом с кампусом. Я был анонимным донором – по-другому я бы не согласился. Дал им две свои фотографии, одну детскую, вторую – взрослую, потому что это одно из условий. Но они не называют твое имя, когда выкладывают твой профиль в сеть. Только пишут твой номер.

– Номер?

– Да, номер донора.

– И какой у вас был номер?

– А что? – Закари нахмурился, не понимая.

– Мне просто любопытно.

– Мой номер был 3319.

Кристина слышала ответ Закари, который недвусмысленно подтверждал, что именно он был донором 3319. Она понимала, что он ее донор, их донор, отец их ребенка, биологический отец их ребенка. И в то же время не могла в это поверить, в голове ее проносились какие-то обрывки мыслей, мозг готов был взорваться, чувства были напряжены до предела, ей казалось, что она не выдержит, сломается сейчас, перегорит, как электрическая лампочка, с легким щелчком или громким хлопком.

Она не знала, что говорить, что делать. Она словно оказалась в параллельной реальности – то же самое произошло с ней тогда в учительской, когда она впервые увидела на экране Закари. Какой-то внетелесный опыт – как будто она наблюдала за всем и за собой со стороны, из-за очень толстого стекла, через которое не долетали звуки, она никак не могла пробиться сквозь это стекло, не могла пошевелиться, заплакать, произнести хоть слово, даже руку поднять не могла.

Ей казалось, что это длится целую вечность, но на самом деле прошло, видимо, всего несколько секунд, потому что она заметила, что Лорен взяла ситуацию под контроль, наклонилась к перегородке, улыбается Закари, задает ему какие-то вопросы, Закари улыбнулся ей в ответ и произнес какие-то слова, Кристина их не слышала. Может быть, это оглушительный стук ее сердца мешал ей их расслышать. Она вся покрылась испариной, а во рту стало очень сухо.

Итак, она была права, все ее подозрения и опасения подтвердились, Закари – донор 3319, и вот она сидит тут и не знает, что делать дальше. Потому что отца ее будущего ребенка обвиняют в убийстве, а точнее – в нескольких убийствах, а она думает, что он может быть невиновен, но также она думает, что он все-таки может быть виновен.

С той стороны пластиковой перегородки возник охранник, и Кристина поняла, что время истекло, что Закари пора уходить, нужно прощаться. Она очень хотела собраться, вернуться в реальность, но ее словно оглушило, словно накрыло с головой волной неконтролируемых, противоречивых эмоций: она только что узнала, что он ее донор – и вот она должна позволить его увести навсегда. Она смотрела, как Закари поворачивается к охраннику, послушно протягивая запястья, как охранник надевает ему наручники, а Лорен продолжает что-то говорить, и Закари поворачивается к ней, оба улыбаются, но Кристина по-прежнему не слышала их слов, хотя очень хорошо слышала звук, с которым наручники защелкнулись на запястьях Закари, металлическое позвякивание, клик-кляк, и что-то в этом звуке вернуло ее к реальности. Она вдруг поняла, что если сейчас не соберется – то не сможет попрощаться с ним.

– Закари? – Кристина встала.

– До свидания, Кристина, – Закари улыбнулся, – пожалуйста, я вас очень прошу – заплатите моему адвокату. Когда суд закончится – мы сможем написать эту книгу, и я верну вам все с процентами, клянусь! Пожалуйста!

– Она посмотрит, что можно сделать, – вмешалась Лорен, – и мы обязательно встретимся с Грифом. Вы держитесь здесь. Всего доброго, до свидания! – Лорен встала перед Кристиной и внимательно заглянула ей в глаза. – Попрощайся, Кристина.

– До свидания, Закари, – послушно произнесла Кристина, сердце колотилось у нее теперь в горле.

– Пожалуйста! – крикнул Закари, пока охранник, взяв его за локоть, выводил его из бокса. Дверь за ними закрылась.

Лорен схватила Кристину за руку и повела ее прочь – почти так же, как охранник только что выводил Закари. Они не произнесли ни слова, потому что за дверью на своем стуле сидел другой охранник, а гостевая была уже полна народу – к заключенным приходили целыми семьями.

Кристина была в состоянии, близком к шоку. Она покорно дала Лорен вывести себя в гостевую, они прошли мимо разношерстных стульев, картин и огромного окна, ведущего во двор, где фреска призывала «баловать ребенка».

«Мой номер был 3319».

Охранник молча повел их по ступенькам лестницы, они миновали стойку металлодетектора, где доказали, что не выносят никакую контрабанду отсюда, прошли мимо приемной, в которой ждали своей очереди мужчины, женщины и дети, разговаривающие на разных языках.

Все это время Кристина пыталась упорядочить как-то свои эмоции. Лорен привела ее к ящичкам, достала из ее кармана ключ, открыла ящик, в котором лежали ключи от машины, затем закрыла ящик, отдала ключ от него охраннице и снова взяла Кристину за руку и повела ее к тонированной стеклянной двери, ведущей на улицу. Выйдя на свет, они зажмурились от яркого солнца.

– Сюда, милая, – выдохнула Лорен еле слышно, потому что мимо них проходили два охранника в униформе. Кристина заслонилась рукой от солнца и пыталась дышать всей грудью, пока они шли к парковке, но воздух был такой густой и влажный, что, казалось, им почти невозможно дышать.

– Ты молодец, Кристина, – Лорен сжала ее руку, направляя в нужную сторону, и больше ничего не говорила, потому что вокруг было много людей, приехавших на свидания в тюрьму. Кристина кивнула, стараясь сосредоточиться на ходьбе и не думать о том, что она только что узнала, не думать о том, что ей теперь с этим знанием делать, о том, что с ними будет дальше. Каждый шаг был для нее сейчас очень важен, потому что каждый шаг отдалял ее от Закари. Но так же сильно, как она желала как можно скорее и дальше бежать от Закари – так же сильно она желала остаться, потому что между ними существовала необъяснимая и неразрывная связь. Ведь она носила его ребенка.

Она заметила свою машину – та была на парковке самой первой, ведь они приехали очень рано. Это вернуло ее к реальности, вырвало из ее призрачного мира за прозрачным стеклом. Вот ее машина. У нее есть машина. У нее есть жизнь. У нее есть муж, ипотека, собака и кошка в Коннектикуте. Ей нужно вернуться домой. Она хочет домой.

«Мой номер был 3319».

Но в то же время она понимала: снаружи все может измениться – но внутри нее все останется как есть. Она не сможет уже быть прежней. Закари стал частью ее, ведь ребенок, которого она носила, был наполовину его ребенком, и это означало, что связь, которую она чувствовала, ту ниточку, которая связывала ее с Закари, уже никто и никогда не мог порвать. И это пугало ее, буквально разрывало ее изнутри, делая ее беспомощной и не способной контролировать собственную жизнь и эмоции. Но она все шла и шла, у нее была цель – дойти до машины.

Кристина наблюдала, как Лорен подходит к машине, открывает ее, как ведет ее к пассажирскому сиденью – ведь понятно было, что за руль Кристина сесть не может. Она посадила Кристину в машину – и в этот момент плотину прорвало: слезы наконец полились из ее глаз.