Вернуть истинную - Рина Беж

должен знать: я не могу оборачиваться, — предупреждаю отца о собственной неполноценности.

Не хочу обманывать его ни в чем.

— Не переживай, родная. Мы все решим и во всем разберемся, — уверяет меня родитель, не выказывая ни капли неприятия или брезгливости, по поводу услышанного. Будто мой дефект ему совсем не противен или малозначим.

И говорит так уверенно и спокойно, что я тоже расслабляюсь. Папа — мудрее и умнее, и я ему доверяю. Вот так просто. С первой минуты общения. На интуитивном уровне.

— Думаю, в гостиной нам будет удобнее, Ани. Разговор предстоит долгий.

В четыре руки, не сговариваясь, убираем грязную посуду, а затем переходим в соседнее помещение, очень светлое и просторное, как комната, где я проснулась.

Джейкоб живет не один, но ради моего спокойствия еще рано утром он отпустил всех работников. Решил дать мне немного времени, чтобы освоиться и прийти в себя от новых впечатлений.

— О том, что наш мир состоит из простых людей и двуликих, ты, конечно же, знаешь, — продолжает родитель прерванный разговор. — Считается, что у оборотней власть сосредоточена в руках альф, возглавляющих каждый свою территорию, а соответственно и стаю. Но и они — не высшая каста. Мало кто знает, но альфы также подчиняются законам, наравне со всеми. Не могут они творить беззаконие, потому что за ними внимательно следят контролеры. Те, кто находится в тени, но в любой момент легко поставит на место даже самого сильного оборотня, потому что их сила — это сверхвозможности. Система идеально отлажена, чтобы не происходило сбоев, и в мире было спокойно и безопасно для всех.

— А у людей? Есть кто-то, кто является могущественнее президентов? — тыкаю пальцем в небо, почему-то ожидая положительного ответа.

— Есть, Ани. Совет пяти высших. Не спрашивай, как они отбираются. Это неизвестно даже мне. А про двуликих отвечу.

— И сколько контролеров насчитывается в нашем мире?

— Пять. И это число постоянно. Сама Луна-прародительница пристально следит за этим.

— Каким образом?

— Мы чувствуем особую связь с богиней и тот момент, когда должен появиться на свет новый потенциальный сверхоборотень, который заменит тебя в случае твоей гибели, либо по другой причине. Все индивидуально, но число наблюдателей неизменно.

— А как ты стал контролером? Ты знал заранее о своем предназначении? А того, кого заменил? — нутром чувствую, что подбираюсь к главному.

Ладошки от напряжения потеют, а кончики пальцев мерзнут. Не раздумывая, потираю руки. Папа — не то существо, от которого я хочу прятать эмоции.

— Я заменил отца, Ани. Твоего деда в момент его смерти. И да, я знал о своем предназначении заранее.

— Расскажи мне, пожалуйста, все по порядку.

***

Джейкоб на пару мгновений прикрывает глаза, словно таким способом ему легче вернуться в прошлое, медленно кивает, принимая для себя какое-то решение, и начинает:

— Думаю, родная, ты ни раз слышала истории о человеческой жадности и стремлении поработить мир, прогнув его под себя. Или найти чудо-средство, чтобы жить долго. Очень долго. Поверь, в этом плане двуликие мало чем отличаются от людей. Даже среди сверхсуществ нередко находятся те, кому хочется больше, даже если этого самого «больше» у них имеется на пару-тройку жизней вперед.

Киваю, жестом давая понять отцу, что первоначальный смысл уловила, и, подогнув ноги, поудобнее устраиваюсь на диване. Папа не произнес еще ничего ужасного, а у меня уже заранее по спине начинают бегать мурашки от озноба.

Сомневаться, что история окажется не лайтовой, не приходится.

— Не буду углубляться в детали, скажу лишь, что за такими фанатиками чумовых идей всегда велся пристальный контроль, как со стороны совета пяти высших, так и со стороны контролеров. И, когда первые переходили границу разумного, заигрываясь в своих опытах и пытаясь за счет одних существ возвеличить других, вторые вмешивались и восстанавливали баланс.

В последние десять лет, что твой дедушка был контролером, наступило основательное затишье. Отец даже шутил, что можно спокойно брать отпуск и уезжать на отдых. А потом вдруг то тут, то там начали пропадать и люди, и двуликие.

Вначале это не так бросалось в глаза, поскольку всегда были и будут те, кто хочет жить не в социуме, а отдельно. В тишине, подальше от других.

А потом клубок выявленных случаев стал закручиваться и расти. Но как бы высшие из людей и контролеры не искали зацепок, чтобы за них ухватиться и начать распутывать, кто-то успешно затирал следы раньше.

— Дедушка всё-таки что-то нашел? — кидаю предположение, понимая, что вот оно, то самое.

— Нашли. Он, еще двое его хороших приятелей из контролеров и один высший. Можно сказать, что это было счастливой случайностью, но счастья в итоге не принесло ни одному из них. Все четверо погибли. И не только они.

Папа прерывается, осматривает меня каким-то немного больным взглядом и более глухо продолжает:

— Твоего дедушку с бабушкой и тетю, мою младшую сестренку, расстреляли при входе в ресторан, где мы планировали всей семьей отмечать юбилей Салины. Ей в тот день исполнилось двадцать пять лет. Бандиты никому не оставили ни одного шанса на выживание.

— А вы с мамой? — сглотнув вмиг пересохшим горлом, выдавливаю еле слышно.

— Мы с Мауки опоздали к началу торжества. Плановый осмотр у врача немного затянулся, плюс отец скинул сообщение, чтобы я забрал из дома подарок Салине, который он забыл захватить с собой.

В итоге мы с твоей мамой разделились. Я рванул назад в родовое имение, а Мауки поехала на праздник сразу из клиники. Но не доехала. Попала в автокатастрофу, которую, как я узнал совсем недавно, тоже подстроили.

Я же успел войти в дом и добраться до сейфа, как произошел взрыв. Двухэтажный особняк разлетелся в щепки за пару мгновений. Меня спасло лишь то, что отец по настоянию друга когда-то укрепил стены своего кабинета бронированными панелями, и то, что сила и регенерация контролера от погибшего отца рванули ко мне.

— Что было после?

— Туман и безвременье. Процесс восстановления и принятия новой сущности оказался длительным и очень болезненным, тем более я всячески сопротивлялся. Почувствовав потерю истинной, я не хотел жить. Зачем? Ради кого? Я не видел смысла, не видел цели, не имел желания. Лишь агония одиночества и пустота. Мрак, в котором топил себя больше года.

Отец описывает все ужасы, что уничтожили нашу с ним семью, почти монотонно, без экспрессии и надрыва.