Наизнанку. Личная история Pink Floyd - Ник Мейсон

В коридорах «Ройял-Альберт-Холла».

Зато, насколько мы поняли, гастрольная бригада не жаловалась. Общество нашей свиты их не смущало – более того, они были глубоко благодарны группе за возможность скрасить вечерок с сопровождавшими нас моделями.

В сентябре и октябре мы с Роджером пытались избавиться от этих воспоминаний, работая над серией фильмов для гастролей, которые должны были начаться поздней осенью. На ранних шоу «Dark Side» мы крутили клипы из документального фильма про серфинг «Хрустальный мореплаватель» и анимацию Иэна Имеса для «Time», но теперь хотели целый фильм – показывать его на протяжении всего шоу. И этот фильм, смесь документального материала и специально отснятых эпизодов, был готов к началу нашего крупного британского тура – первого за последние два года, – который открывался концертом в эдинбургском «Ашер-Холле».

На британских гастролях мы одно время помногу играли в сквош. Оказалось, что кое у кого из нас соревновательный дух развит сильнее.

На гастролях 1974 года к нам присоединился Фил Тейлор, успевший поработать не с одной группой, – теперь он эти наши гастроли описывает как «хаотические». Прибыл он во время предгастрольных репетиций в Unit Studios на Кингз-Кросс – неподалеку от бара «Уимпи», – где мы работали над кое-какими новыми песнями, например «Shine On» и «Raving and Drooling». «Репетиционная студия» – это просто большое помещение, где вообще ничего нет, но можно шуметь сколько угодно.

У группы тогда был довольно мрачный период – хотя публика, надо надеяться, не догадывалась. Погода тоже не радовала: холодный дождь и низкие облака сопровождали нас от Эдинбурга до Кардиффа. Хотя нам впервые хватало средств, чтобы устроить достойное сценическое шоу, мы были сильно недовольны тем, что делаем, а может, тем, как мы это делаем. Мы догадались, что идея гастролировать не дольше месяца, казавшаяся нам отличной, имела обратную сторону. На трехнедельных гастролях первая неделя – это, считай, передвижная репетиция; ко второй неделе шоу плюс-минус складывалось, а на третьей неделе мы всё меньше думали о музыке и всё больше – о возвращении домой.

Наше недовольство усугубляли проблемы с персоналом. После семи лет работы главным «роуди» нас покинул Питер Уоттс. Он довольно долго катился по наклонной и в итоге стал совсем ненадежным. Однако, поскольку члены группы были не вполне в ладу друг с другом, а четкой иерархии у нас не существовало, с проблемой мы не справлялись. По меньшей мере однажды Питера утром уволил один член группы, а днем восстановил в должности другой. Я долго не понимал, что у Питера развилась серьезная наркозависимость. Очевидно, у меня сохранялся весьма наивный взгляд на аппетиты гастрольной бригады. Так, много лет спустя я выяснил, что один из наших давнишних работников пришел к нам вовсе не из любви к музыке, а с целью выплатить другому нашему работнику долг за наркотики. Когда ситуация с Питером стала совершенно неприемлемой, мы постарались действовать деликатнее, чем с Сидом, и устроили Питера в клинику – нельзя сказать, что это вообще не принесло пользы, но ключевую проблему не решило, и в 1976 году он, увы, умер от передоза.

Когда Питер ушел, наш главный осветитель Артур Макс был повышен до должности шефа гастрольной бригады, но крайняя вспыльчивость и непомерное самолюбие, которые помогли Артуру стать талантливым дизайнером-осветителем, мешали ему быть хорошим лидером. Однако иных кандидатур в нескладном сборище техников и наладчиков аппаратуры не наблюдалось. Норов Артура вносил свою лепту в общую атмосферу напряженности и хаоса. Фил Тейлор столкнулся с Артуром Максом, когда тот достиг вершин догматизма. Артур отвечал за все технические аспекты, включая звук, о котором мало что знал. Фил спросил: «Что я должен делать?» – на что Артур ответил воплем: «Не лезь ко мне, просто делай!» В другой раз Артур захотел снять концерт на кинопленку, для чего залил сцену ярким белым светом, который убил наше световое шоу на корню.

Мы также в срочном порядке взяли звукорежиссера, но у него не было опыта работы на живых концертах, а из-за всяких технических и личностных факторов ему пришлось еще сложнее. Площадки, где мы играли после успеха альбома «Dark Side», были повыше классом, чем университетские залы. Зачастую то были огромные и гулкие административные помещения с проблематичной акустикой и без подходящего места для размещения микшерного пульта. Усовершенствованный пульт Энди Березы, который нам сделали на заказ, прибыл поздно, у него были серьезные проблемы с доводкой, и плюс ко всему наш звукорежиссер раньше не работал с подобной аппаратурой.

Вдобавок он крупно налажал, не сумев наладить контакт с остальной гастрольной бригадой: однажды ночью его коллеги смонтировали под новеньким микшерным пультом набор фейерверков. Когда бедняга включил пульт, фейерверки рванули, напугав до полусмерти несчастного звукорежиссера, который решил, что взорвал новехонькую аппаратуру к чертовой матери… После такого промаха его дни с нами были сочтены. После трех концертов нам пришлось заменить этого несчастного Брайаном Хамфрисом, инженером, с которым мы познакомились при работе над саундтреком для фильма Барбета Шрёдера «More». Брайан тогда записывал шоу для радио, и едва он закончил работу, мы выдернули его из фургона Би-би-си и посадили за микшерный пульт. Он был знаком и с нами, и с гастрольной бригадой, а его опыт работы в студии и в дороге с группой Traffic по крайней мере вселял в нас уверенность, что качество звука будет приемлемым. Однако, наученные горьким опытом, мы попросили Криса Томаса посидеть с Брайаном и оценить его работу. Брайан то ли продемонстрировал железную уверенность в своих силах, то ли просто не заметил Криса.

Нам как членам группы сильно недоставало ответственности. Похоже, всех куда больше интересовало, к примеру, бронирование корта для сквоша, нежели совершенствование программы. В результате концерты наши как технически, так и музыкально становились бестолковой смесью хорошего и плохого (а порой и злого). Исключением были наши бэк-вокалистки Карлина Уильямс и Венетта Филдс, которые всегда замечательно выступали, классно выглядели и отправлялись спать, как только группа начинала ссориться или дуться.

После отличных выступлений в «Эрлс-Корте» в мае 1973 года гастрольные проблемы лишь добавляли нам разочарований и обостряли ощущение, что все мы тянем группу в разные стороны. Музыкальная пресса, естественно, бичевала нас от души – особенно оттянулся Ник Кент из «Нью мьюзикл экспресс», который, будучи страстным поклонником Сида Баррета, совершенно не стеснялся в выражениях. Самое печальное, что мы понимали: отчасти его критика была обоснованной. Возможно, его замечания тоже помогли нам сплотиться.

На «хаммонде» Рика – Binson Echorec второго поколения, а на нем – Strobotuner, который позволял в ходе концерта настраивать гитары беззвучно.