Всегда бывает первый раз - Лариса Райт

– Лучше бы она снабжала презервативами.

Внучка родилась маленькой и слабенькой, что неудивительно: вместо прогулок в парке Аленка всю беременность корпела над конспектами и пропадала в библиотеке. Даже родить она умудрилась так, чтобы ничем не повредить учебе: на следующий же день после последнего экзамена. Мы выехали на дачу. Я в отпуске, Аленка на каникулах, маленькая и слабенькая Анечка на свежем воздухе.

– Вот и замечательно, – говорила я. – Летом витаминчиков наберешься, потом годик дома посидишь, с Анечкой погуляешь и окрепнешь.

– Годик? Дома? – У Аленки затряслись руки, будто я выдала нечто ужасное и оскорбительное.

Как выяснилось, мысль об академическом отпуске казалась моей отличнице близкой к крамольной, и она, недолго думая, призвала к себе в союзники своего папу, который спал и видел, что его женушка прекратит ходить на службу и начнет исправно варить борщи каждый день, а не только по праздникам. В общем, кампанию они провели профессионально, и осенью сидеть с Анечкой осталась я, посоветовав домашним не вспоминать о моих кулинарных способностях, потому что маленький ребенок теперь будет занимать все мое время. Конечно, кривила душой. И готовила, и стирала, и гладила, и в магазин ходила по-прежнему я одна. Муж работал, Аленка училась, а у зятя мама – товаровед, зачем ему в магазин? В общем, чтобы купить колбасу, коляску с Анечкой приходилось пристраивать местным бабушкам. И однажды на их месте оказалась Алла. Она сидела на скамейке и листала журнал. Двухлетний Матвейка копался в песочнице.

– Оставляй, – кивнула она, – присмотрю.

Мой план заключался в быстром броске до супермаркета, сухой благодарности и торопливом бегстве в сторону зеленых насаждений, но избежать общения по душам не получилось.

– И тебя припахали? – спросила Алла без тени злорадства, когда я уже в третий раз пыталась уложить пакеты под коляску так, чтобы ничего ниоткуда не вываливалось.

– Аленка учится, – ответила я, задрав нос и сделав особое ударение на втором слове.

Алла ничуть не обиделась, похвалила даже:

– Молодец. А моя ни за что не хочет. Я ей столько курсов предлагала: и парикмахеров, и визажистов, и косметологов. Без толку. Вот уж действительно: «Не хочу учиться, а хочу жениться», – и она засмеялась легко и беззаботно, без малейшей тени расстройства.

– А чем Дина сейчас занимается? – Я не собиралась спрашивать, но как-то само вылетело. Видно, любопытство было все же сильнее нежелания общаться с Аллой.

– Работает, – произнесла она с такой гордостью, словно речь шла о месте по меньшей мере в швейцарском банке.

– Няней? – Первое, что пришло мне в голову.

– Нет. Менеджером по ведению хозяйства.

– Кем?

– Дом помогает вести. Богатый. Хозяевам некогда, а она и приберет, и почистит.

– И приготовит.

Снова беззаботный хохот. Алла смеялась до слез и только потом, вытащив Матвейку из песочницы и отряхнув, откликнулась:

– Да бог с тобой. Динкиной стряпней только крыс травить. Она сроду к плите не прикасалась. Тряпку и швабру, правда, тоже не жаловала, но тут уж любишь кататься… – Алла загадочно замолчала, а я высказала предположение:

– Сложно другую работу найти?

Женщина пожала плечами:

– Да нет, наверное. А зачем ей другая?

Я растерялась:

– Ну-у-у…

– На этой гораздо больше шансов.

– Сделать карьеру? – удивилась я.

– Ага, – Алла хмыкнула. – Карьеру. Жены нового русского. Там у хозяев сынок имеется, так Динка вокруг него и выплясывает. Может, чего выгорит.

– А любовь? – брякнула я первое, что пришло в голову.

– Я ей о том же, – Алла наконец перестала смеяться. – Но свою-то голову не приставишь. Что ж поделаешь, – вздохнула она, и я, сама не ожидая того, закончила:

– Переходный возраст.

– Ну да, – обрадовалась Алла. – Точно. Все никак не закончится.

– Платят-то хорошо? – Зачем я спросила? Чего хотела добиться?

– Не обижают, – кивнула Алла. – Нам с Матвейкой хватает.

– Вам?

– Ну а как же? Не можем ведь мы втроем на бабкину пенсию выплясывать. Денежки Дина исправно дает. А как еще? Родила – обеспечивай. Я так считаю. Уж если воспитывать не успеваешь. Она там живет, у хозяев дом в Жуковке. Но по воскресеньям как штык появляется, выгуливает сынулю. Правда, Матвейка? – Алла щелкнула внука по носу и направилась к дому, помахав мне на прощанье рукой.

Домой я вернулась в противоречивых чувствах. Аленка Анечку не обеспечивала, не воспитывала и, скажем прямо, вообще мало ею интересовалась. Когда я приносила дочери ребенка, она поднимала воспаленные глаза от тетрадок и махала руками, давая понять: «Потом, не сейчас». По выходным Аленка с мужем бегали в кино, в клубы или в гости. Естественно, без коляски. В общем, себя не утруждали. Мой муж качал головой, я возилась с Анечкой. Возилась и думала, что это намного, намного лучше, чем работать горничной. Да, Алла сидит с внуком просто так, я же помогаю своей дочери стать дипломированным специалистом. А уж после она будет мне помогать и рассыпаться в благодарностях.

Аленка получила диплом и устроилась на работу: два через два. Два дня пашет с утра до ночи, третий отсыпается, четвертый наводит марафет в салонах: маникюры-педикюры, массажи, обертывания. Ей надо выглядеть. У нее имидж, на который уходит вся зарплата. Потратить копейку на штанишки для Анечки Аленке в голову не приходит. Зять пишет диссертацию, муж обеспечивает семью, я сижу дома, Анечка растет – все довольны. Или нет? Наверное, все-таки нет, потому что зять заводит любовницу – коллегу-аспирантку, невзрачную серую мышь; Аленка плачет и почти не вылезает из салонов, а муж, глядя на мои синяки под глазами, руки в цыпках и волосы с непрокрашенной сединой, стучит по столу и орет:

– Хватит! Достали! Меня достали и мать тоже. Она вам не домработница!

Я удивляюсь, но метко вставляю:

– Конечно, нет. Я менеджер по ведению хозяйства. – И почему-то смеюсь.

Дети съезжают. Анечке берут няню – дело рук и кошелька товароведа. Я привожу себя в порядок и выхожу на работу и, иногда встречая уставшую, замотанную Аллу, не могу не позлорадствовать: «Все-таки у нас совершенно разные дети. Как хорошо, что Аленкин переходный возраст давно закончился». И вообще, сравнивать Аленку и Динку – гиблое дело. Одна умница и отличница, а другая (правильно муж сказал) – домработница.

Аленке предложили новую должность. В Англии. Ехать либо сейчас, либо никогда. Она пакует чемоданы. Зять что-то бубнит о неоконченной диссертации и сматывает удочки. Аленка что-то говорит о серой мыши, но больше не плачет. Анечку возвращают мне. Она уже ходит в детский сад, и хлопот должно быть поменьше. Я даже могу остаться на работе – великое одолжение моей образцово-показательной и очень умной дочери. Конечно, умной. Не каждому предлагают работу в Англии. Теперь, встречая Аллу, не могу удержаться от разговоров по душам. Она жалуется на Динку. Та скачет с места на место и не желает расстаться с идеей о красивой жизни. Никакие душеспасительные беседы на нее не действуют, потому что «переходному возрасту свойственно невообразимое упрямство». Алла вздыхает: