Веревка вокруг Земли и другие сюрпризы науки - Карл Саббаг

Муллис никак не мог дождаться, пока его спящая подруга проснется, настолько ему хотелось поделиться с ней открытием! «Дженнифер, проснись, — сказал он ей. — Я придумал нечто невероятное!» Но Дженнифер не оценила этот Великий Момент в Истории Химии.

Неизвестно, равнялся ли возраст Дженнифер на тот момент 27 годам и 142 дням, но вполне возможно, что да. У эксцентричного Муллиса — масса причуд, в том числе пристрастие к женщинам, которым ровно 10000 дней от роду. Иногда эти дамы фигурируют на слайдах, которые Муллис демонстрирует во время своих лекций по химии: вся их одежда состоит из разноцветных фрактальных узоров.

Насколько я понимаю, мои гены мало похожи на гены Марселя Пруста. У нас совершенно точно нет общих предков, если, конечно, не учитывать тот факт, что он был евреем, а мой отец — арабом, а оба этих народа по легенде происходят от сына Ноя, Сима, отсюда название «семиты». Однако у нас с Марселем все же есть одна общая генетическая особенность — наследственная гиперчувствительность к запаху некоторых веществ, которые содержатся в моче человека, совсем недавно отведавшего спаржи.

Я узнал о том, что Пруст обладал этой особенностью, поскольку в первый том своего эпохального цикла «В поисках утраченного времени» писатель включил целый панегирик спарже, где воспевает нежно окрашенные побеги этого растения, а заканчивает этот пассаж он следующим образом:

Все мы знаем, что Пруст был человеком утонченных вкусов, так что я не могу вам объяснить, почему он описывает метилмеркаптан, сходный с веществом, обеспечивающим скунсу его знаменитый запах, как нечто «благоуханное». Именно метилмеркаптан — один из тех компонентов, которые отвечают за запах мочи человека, отведавшего спаржи.

Наверняка большинство читателей, незнакомых с этим феноменом, пока ничего толком не поняли из моих объяснений. Более того, если вы входите в эту группу, вам никогда не пережить того ощущения, которое испытываем мы с Марселем, потому что вы генетически неспособны учуять продукты переработки спаржи в своей моче.

Учитывая, как долго спаржа считалась деликатесом — древние римляне снаряжали целые морские экспедиции по побережьям Средиземноморья для сбора этого растения, — удивительно, что эксперимент, позволивший точно определить, что происходит, провели только в 1980 году.

Ученые рассматривали несколько возможных объяснений:

1. Некоторые люди выделяют обладающие сильным запахом продукты переработки спаржи и способны учуять их запах в моче; остальные не выделяют и не могут их унюхать. Одно время считалось, что существуют люди с особым генетическим дефектом под названием «врожденный порок метаболизма», которые не способны переварить спаржу и, следовательно, выделяют с мочой определенные молекулы, например метилмеркаптан, которые у остальных людей расщепляются внутри организма.

2. Некоторые люди выделяют эти молекулы, но не улавливают их; другие не выделяют, но улавливают; а третья группа и выделяет, и улавливает.

3. Все люди выделяют, но лишь некоторые улавливают.

Чтобы сузить количество вариантов, требовалось всего лишь использовать после романтического ужина со спаржей один и тот же туалет. Некоторое количество пар, живущих вместе, наверняка заметят ситуацию, когда один учует некий запах в моче обоих, а второй даже представления не будет иметь, о чем это толкует его партнер. Исследование, в котором участвовали 800 человек, мужчин и женщин, продемонстрировало, что около 40 % людей, поев спаржи, выделяют продукты переработки с особым запахом, и это, судя по всему, заложено в них генетически. Генетика также играет роль в способности чувствовать этот запах.

Окончательно расставивший точки над «i» эксперимент был проведен в 1980 году тремя израильскими врачами. Поскольку тема не самая аппетитная, я постараюсь изложить результаты покороче. У человека, съевшего 450 граммов консервированной спаржи, взяли анализ мочи, которую разлили на маленькие порции разной степени разбавленности: от жидкости, где мочи не было вовсе, до полноценной мочи без посторонних примесей. В местной поликлинике набрали группу пациентов-добровольцев и попросили их понюхать образцы. Исследователи выявили маленькую группку «нюхачей», примерно 10 % от общего числа, которые могли учуять пахучее вещество даже в сильно разведенных образцах, остальные же не чувствовали его вообще.

Ученым уже было известно несколько типов «вкусовой слепоты». Есть вещество под названием «фенилтиокар-бамид», которое применяется специально для исследования ощущения горечи: примерно 75 % людей определяют это вещество на вкус как очень горькое, а 25 % — как не имеющее никакого вкуса. Но до 1980 года никто никогда не сталкивался с научно подтвержденными случаями «обонятельной слепоты». Исследователи полагают, что у небольшого числа людей есть генетическая особенность, делающая их чувствительными к «душистой» молекуле. Правда, никто из них не объясняет, почему Пруст считал свой ночной горшок «благоуханным сосудом»; я со своей стороны, случись мне обзавестись таким предметом, постарался бы как можно скорее опорожнить его.

Есть много важных вопросов, касающихся отношения разных полов к науке, которые еще предстоит решить. Например, многие феминистки — и не только они — считают, будто в науке слишком мало женщин и что образовательные учреждения и научная среда в целом настроены против девушек и женщин. Похоже, в результате повышенное внимание уделяется направленности исследований на темы, которые особенно интересны мужчинам, тогда как любимая тема женщин — просто делать вид, что такое половое разделение интересов действительно существует.

Не вызывает сомнений, что большинство научных открытий по вполне очевидным причинам было сделано мужчинами, но повлияло ли это на суть научного знания, каким мы его видим сейчас? Могли бы мы сейчас верить в совершенно другие теории об устройстве Вселенной, если бы научную мысль на планете развивали преимущественно женщины?

Есть небольшая, но влиятельная группа философов и социологов, полагающих, что так оно и было бы. Возьмем одно из самых известных и хорошо обоснованных уравнений современной науки: Е=mc2. Бельгийская феминистка и философ Люс Иригарей (р. 1930) пишет: