Черное Рождество - Наталья Александрова

– Впрочем, господа, это все так, лирика, житейскиенаблюдения и домашняя философия. Гораздо любопытнее, господа, то, что мы с вамисейчас сидим, разговариваем, пьем хорошее вино, а между тем один из нас…Поручик не закончил своей фразы. Он резко побледнел, вскочил во весь рост,схватился рукой за горло, будто пытаясь распустить несуществующий тугозавязанный галстук, – и тут же, сдавленно захрипев, рухнул на пол.

Юлия Львовна ахнула. Все присутствующие повскакивали сосвоих мест.

Сильверсван в два огромных шага подошел к Стасскому,опустился на колено, прижал ухо к его груди. Все замерли, и в наступившейтишине стало слышно, как царапается в оконное стекло ветка старого ореха,словно вековое дерево просится в дом, в тепло.

Сильверсван поднял посеревшее лицо и громко сказал:

– Господа, кажется он мертв!

Юлия Львовна поспешно приблизилась, присела по другуюсторону от тела, взяла безвольно обвисшую руку, поискала пульс. Затем досталамаленькое зеркальце и поднесла его к мертвенно-бледным губам Стасского.Зеркальце не замутилось.

– Да, господа, – подтвердила она, – поручикСтасский мертв.

– Вы уверены? – почему-то шепотом спросил Борис.

– Да, конечно. За последнее время я видела множествопокойников, к тому же обладаю некоторыми медицинскими познаниями. Он умер, исудя по внезапности наступления смерти и синим губам, это разрыв сердца.

– Не может быть! – растерянно вскрикнулКолзаков. – Он был таким здоровым человеком.

«Удивительно, – подумал Борис, – кажется, всегда,кто бы ни умер, найдется человек, который скажет такую фразу».

Впрочем, он тут же устыдился этой мысли.

Борис долго не мог заснуть. Не то чтобы на него сильноповлияла смерть Стасского, нет, за последние годы он видел достаточно смертей,но все случилось так неожиданно… В комнате было душно, к тому же Колзаков восне всхрапывал через неравные промежутки времени, и Борис каждый развздрагивал. Он вспомнил, как странно Стасский заваливался на бок перед тем, какупасть, какими синими были его губы, и поежился. Отвратительная смерть! Иотчего это у здорового молодого мужчины может быть разрыв сердца? С однойстороны, смерть Стасского была внезапна, а с другой – Борис сам не далее каксегодня днем подумал, что Стасский как будто специально нарывается нанеприятности и что долго такое состояние продолжаться не может. Вот как всеразрешилось… Борис готов был поклясться, что никто из присутствующих сегоднявечером при смерти Стасского не пожалел о нем нисколько.

Неприятный был человек. Так что нечего о нем думать, надоспать.

Но сон не шел. Тогда Борис решил выйти прогуляться.

На дворе было тихо и свежо, так что Борис поеживался внезастегнутом френче. Он закурил папиросу и обошел дом, стремясь укрыться ответра. Окно маленькой комнатки, где расположилась Юлия Львовна, было открыто.Борис видел в темноте только огонек папиросы и понял, что Юлия Львовна тоже неспит. Он остановился было в раздумье, но она уже услыхала шаги и окликнула его:

– Не спится?

Голос ее в темноте звучал удивительно и таинственно Онпомедлил долю секунды и шагнул к смутно видимой фигуре в обрамлении оконнойрамы, зная, что теперь уже от нее не уйдет.

– Как ни глупо это звучит, но мне захотелось посмотретьна звезды, – усмехнулась Юлия Львовна.

«На самом деле она ждала меня», – подумал Борис иудивился своему спокойствию.

Она как будто прочитала его мысли, потому что выбросилапапиросу и сказала сердито:

– Вообще-то звезды здесь совершенно ни при чем!

Борис присел на низкий подоконник, Женщина положила руку емуна плечо. Они помолчали некоторое время, привыкая к близости друг друга, потомБорис, не чувствуя ни малейшей неловкости, перекинул ноги внутрь и очутился вкомнате.

Юлия Львовна затворила окно и зажгла стоявшую на столекеросиновую лампу.

– Вы хотите меня о чем-то спросить, БорисАндреич? – Голос ее был абсолютно спокоен.

Он схватил горящую лампу и поднес к ее лицу. В глазах ее небыло больше того темного огня, так недобро светившегося во время сегодняшнеговечера. В глазах ее был призыв и еще что-то, чему он затруднился дать название.

– Зачем? – пробормотал он. – Зачем все этоздесь, после случившегося… – Я объясню потом, – шепнула она, – иты все поймешь.

Руки его задрожали, губы пересохли. Он держал в объятияхстройное легкое тело, тонкие руки ее лежали у него на плечах. Она приникла кего губам, и он забыл про все на свете.

Но черный холод, заползший в его душу в проклятойНовороссийской бухте, не хотел уступать.

«Можно жить и так, – шептал в ухо Борису противныйголос. – Никого не любить и спать с женщинами, когда представится случай.Они все одинаковы, какая разница? И эта сегодня, она сама захотела, сама тебяпозвала, так почему не воспользоваться случаем? Ты здоров и крепок, плотьтребует свое, а что ты не испытываешь к ней никаких чувств, так, может, ей этои не нужно?»

Усилием воли Борис вырвался из обволакивающего плена.

– Я так не могу, – бормотал он.

– Я знаю, – она ничуть не обиделась, – я всепонимаю и помогу тебе.

И снова тонкие руки обняли его сильносильно, и губы еешептали что-то неразборчиво. Борис почувствовал, что снова опускается ко днуморя, и ледяная вода сдавила тело, и черное облако поднимается ему навстречу изглубины. Но что-то сильное и теплое поддержало его, потянуло вверх и заставилоотступить черное облако. И в этот раз оно не успело заползти Борису в сердце.

– Ты колдунья, – шептал он в забытьи.

Не отвечая, она улыбалась в темноте.

Когда Борис очнулся, то с удивлением заметил, чторассветает. Он погладил отрастающие волосы Юлии, которые ложились на щеку изатылок темными завитками.

– Тиф?

– Ну да, полгода назад, сейчас волосы уже отросли. Тыпроснулся?

– Я не спал, а грезил, – улыбнулся он.

– Я хотела тебе объяснить… – Зачем, я всепонял… – Нет, послушай. За эти годы передо мной проходило множество людей,в основном раненых и умирающих. Когда видишь смерть постоянно, перестаешьвоспринимать ее со страхом. Даже приходит какое-то равнодушие. Но я научиласьвидеть смерть заранее, то есть могу определить, умрет человек вскоре или нет.

– Что ты такое говоришь? – Борис приподнялся налокте и заглянул ей в глаза. – Ты не шутишь?

– Не бойся, послушай меня. Речь не идет отяжелораненых, умирающих, тут всякая медсестра с уверенностью сможет сказать,доживет этот человек до утра или нет. И редко кто ошибается. Я же имею в видусовсем другое. Что-то такое в глазах, в том, как человек ходит, поворачиваетголову и говорит. В общем, этого я объяснить не могу, но точно скажу тебе, чтовижу некую отметину, которую смерть ставит на свою будущую жертву. Необязательно это случится на следующий день или через неделю, но… – Но ведьвсе люди когда-нибудь умрут! – Бориса пугал этот разговор.