Коррупция при дворе Короля-Солнце. Взлет и падение Никола Фуке - Винсент Дж. Питтс

За решением последовала новая эпистолярная атака Фуке. Теперь он утверждал, что в отчетах есть неверные утверждения и неправильные толкования [636]. Начался очередной раунд конфиденциальных переговоров. Фуко от имени Кольбера, а также Клод Лепелетье[637] от имени Летелье предупредили Ормессона, что генеральный контролер уже пожаловался королю на ряд судей. Речь шла о тех из них, кто из лучших побуждений, но превратно понимая свои задачи, выражает склонность разрешить Фуке изучить реестры. Но Ормессон оставался непреклонен. Он полагал, что трудно найти юридические основания, позволяющие отказать Фуке в такой просьбе [638].

В самом начале следующего, 1664 года Ормессона посетил Ги Шамиляр. Ходили слухи, что Фуке собирается ходатайствовать об отводе Сегье. Поэтому Шамиляр напомнил Ормессону о четком приказе короля: получив такую петицию, Ормессон должен, минуя палату, отдать ее Шамиляру, а тот затем передаст ее королю. На повестке оставалась просьба Фуке дать ему возможность увидеть реестры казначейства. Для пользы дела, предположил Шамиляр, им с Ормессоном следует заранее договориться по данному вопросу. Ормессон уклонился от этого предложения. Он просто даст палате рекомендации, и пусть коллеги принимают собственные решения [639].

Седьмого января мать и жена Фуке появились у Ормессона на пороге и наконец вручили ему столь долго ожидаемое прошение об отводе Сегье. В нем говорилось, что соперничество и неприязнь между канцлером и Фуке общеизвестны. Помимо того, все знают, что в ходе процесса Сегье постоянно совещается с Кольбером, Берье и другими «зачинщиками» разбирательства. Вдобавок канцлер в свое время визировал многие из транзакций, которые сейчас используются обвинением как доказательства. По этим причинам он не должен больше участвовать в процессе [640].

Повинуясь приказу короля, Ормессон переправил прошение ему. Для обсуждения собрался совет, на котором позиции советников разделились. С точки зрения закона отзыв канцлера Франции, представлявшего в своем лице судебную королевскую власть, был проблематичен. Двое из четырех старших членов совета (Сев[641] и Вильруа[642]) считали, что отвод в принципе возможен, но в данном случае решение за Сегье. Летелье возражал, указывая, что по политическим соображениям канцлер отводу не подлежит. Он напомнил, что королю необходим представитель (ofcier), которого невозможно отстранить, и что Сегье – ключевая фигура, председатель палаты. Последний королевский советник, д’Алигр[643], соглашался с Летелье. Так что голоса разделились поровну. Король принял решение: Сегье останется [644]. Не все в палате были довольны таким итогом. Многие магистраты считали, что основания для отвода Сегье имеются и что по отношению к Фуке «несправедливо», чтобы Сегье отправлял над ним суд. В осторожных выражениях Ормессон добавлял, что результат был для короля неблагоприятен. Он давал пищу разговорам «недовольных» о том, что король желает «регулировать и решать всё» единолично [645].

Однако Людовик XIV не вмешался в другое важное ходатайство – о проверке на достоверность отчетов о казначейских реестрах. Большую часть этих отчетов за несколько месяцев сделал Берье в 1662 году. Но от имени палаты их подписывали судьи, в частности Понсе, Вуазен и Ормессон [646]. Требуя повторно рассмотреть отчеты, Фуке особо отметил два из них, подписанные Пюссором и Вуазеном. По его мнению, они содержали ложные данные. К удивлению Ормессона, Пюссор и Вуазен активно возражали против их повторного рассмотрения. Пюссор требовал отклонить ходатайство Фуке об установлении достоверности отчетов, но его поддержали лишь несколько судей. Большинство согласились с рекомендацией Ормессона. Он предложил разрешить Фуке проверить все описания, а те, что он оговорил отдельно, – в особенности. Это означало, что реестры казначейства будут изучены в присутствии Фуке. Последнее позволит удостоверить отчеты о них и их краткие описания, подготовленные Берье и подписанные двумя упомянутыми судьями [647].

На последней неделе января двери камеры Фуке открылись, чтобы впустить трех посетителей: Ормессона, Шамиляра и Фуко.

Им поручили удостоверить отчеты о казначейских реестрах в присутствии заключенного. Фуко, как протоколиста палаты, он хорошо знал, но с Шамиляром был почти незнаком. Ормессон представил их, и оба мгновенно невзлюбили друг друга [648].

С Ормессоном, однако, Фуке был более чем учтив. В спокойный момент, пока клерки занимались формальностями, они душевно побеседовали. Ормессон нашел, что бывший суперинтендант мало изменился за годы, прошедшие с их последней встречи. Немного располнел, и видно, что у него устают глаза. Последнее неудивительно. Ведь большую часть своего времени, объяснил Ормессону Фуке, он совещается с адвокатами и пишет доклады и ходатайства, часто засиживаясь за работой до 11 вечера. Он ежедневно посещает мессу. Ему также разрешены некоторые религиозные книги. На досуге он в основном переводит псалмы с латыни на французский. Кроме того, держит клетку с птицами, которые поднимают ему настроение.

Почувствовав в Ормессоне благосклонного слушателя, Фуке принял философский тон. Он не удивлен, что отстранен от службы. Возможно, он не подходил для нее по темпераменту. Но он бы мог принести пользу где-нибудь еще – например, в качестве посла. Если нет, король мог бы просто вернуть его к частной жизни. Чего он не в силах понять, это беспощадности, с которой его преследуют враги. Возможно, Господь решил таким образом воздать ему за грехи. Он готов простить своих гонителей – в частности, Берье, – хотя уверен, что рано или поздно Господь накажет их. И весьма удивлен, что Кольбер отказывается говорить с ним, несмотря на неоднократные просьбы.