Построение квадрата на шестом уроке - Сергей Носов

– Ну этого мы не знаем, потому что подавляющее большинство писем Достоевского к Сусловой до нас не дошло. Говорят, шесть или семь писем сжег уже в середине двадцатого столетия один образованный человек, получивший их себе в достояние.

– Письма Достоевского – к Сусловой!?..

– Не забудьте, любовные письма! Очень личные письма!.. Тот человек решил, что никто не должен читать такие откровенные письма. И сжег.

– А вот с письмами Достоевского к жене издатели Полного собрания Достоевского поступили иначе. Как известно, некоторые места в посланиях мужа Анна Григорьевна густо зачеркивала, и они теперь не поддаются прочтению. Впрочем, немного, всего несколько слов. (Берет 29-й том.) Цитирую: «Редакцией Полного собрания сочинений Достоевского возбуждено перед соответствующими архивохранилищами ходатайство об использовании новейших методов фотографирования с применением специального освещения с целью расшифровки зачеркнутых А.Г.Достоевской строк и слов. Однако пока положительных результатов в расшифровке этих мест за малыми исключениями, к сожалению, достигнуть не удалось…» Вот уж не знаю, к сожалению или к счастью.

– Думаю, к счастью.

– Если б Анна Григорьевна знала…

– Знала, знала – потому и зачеркивала так жирно.

Когда гудят

На Московском нескончаемый поток машин. Движение по Фонтанке остановлено светофором. Похоже, сломался: красный, красный, и ничего кроме красного.

Один, не выдержав, загудел. Тут же гудеть начинают другие.

Я переходил улицу и видел американцев, остановившихся под вывеской магазина бытовой техники. Пожилые туристы, одетые, как водится, не по-нашему смело, не знали, куда идти – держали карту города и что-то объясняли друг другу, возбужденно жестикулируя.

Внезапный вой машин они приняли на свой счет – шарахнулись в сторону. Я видел испуг на их лицах, когда они обернулись на звук. Секунда замешательства, и вдруг – как по команде – побежали за угол дома.

Водители продолжали гневно гудеть, не заметив испуга Америки.

Чаяли зеленого.

Долбаный светофор.

Всё через жопу.

Из переписки с В.Л.Топоровым (2013)

ТОПОРОВ:

Сережа! Приехал человек из Киева по поводу выставки. Сегодня где-то с пяти мы будем с ним в «Борее». Хорошо бы Вы подъехали тоже и презентировали (в том или ином виде) книги, обглоданные крысами.

НОСОВ:

Виктор Леонидович! Сегодня перевожу вещи на новую квартиру, вряд ли смогу выбраться в «Борей», да и объекты упакованы в одной из сумок (искать надо). Речь идет о трех книгах с разной степенью погрызанности. Одна сгрызана крысами почти на треть! И название хорошее – что-то вроде «Их имена не забудут». Две другие погрызаны незначительно (стихи Межелайтиса и еще какая-то). Плюс четвертая – моя собственная («Памятники», с автографом автора), погрызанная собакой. Убегаю. Если что, звоните на трубку.

(Вдогонку).

Нашел три книги. Одна из них оказалась «Днем поэзии – 1990» (первая степень погрызанности), другая лениздатовская «Их имена забыться не должны» (вторая степень погрызанности), третья (и соответственно, третья степень погрызанности) – с предположительным названием «Римский-Корсаков на Псковщине», имя автора уничтожено целиком. Для того чтобы четче сформулировать концепцию, хорошо было бы знать идею всего предприятия. Хотя бы в двух словах.

ТОПОРОВ:

Сны наяву. Визионерство. Особый взгляд на мир. Зыбкая грань между клиническим сумасшествием и художественным творчеством. Артефакты.

НОСОВ:

Если так? «Книга как пищевой объект: от духовного к материальному». Демонстрация пяти объектов: от цельной книги до трухи в баночке (съедено целиком). Сопроводить текстом.

ТОПОРОВ:

Хорошо. Я бы только добавил (или озаглавил) «Дематериализация книги».

НОСОВ:

Отлично!.. Надо только подумать о парадоксальности дематериализации: пища-то духовная как раз в материальную превращается.

Убегаю.

Самоцитатник

Не вспомнить

Ленин приснился. Будто мы за столом, человека четыре, и тут еще подсаживается один: Ленин. И становится ясно, что это Ленин, такой от него волей веет. А он достает шкалик вроде как из готовальни (там еще кремы какие-то, пузырьки: «Сами не знают (сказал), что изготовляют»); наливает нам, и все мы пьем водку, а я про себя: «Надо же, Ленин!» И очень интересный случается разговор, я потом его пытаюсь запомнить в деталях, это уже когда понимаю, что Ленин приснился, а не был наяву, однако, сам еще сплю, но повторяю про себя случившееся, чтобы запомнить сон, ибо знаю, что это был сон, но сон уникальный, а когда проснусь, забуду (все это чувствую во сне как бы по прошествии сна о Ленине), и вот просыпаюсь, и вот забываю весь наш разговор, а что помню, так только это.