Остров страсти - Карен Робардс

— Теперь, дитя мое, я хочу, чтобы ты рассказала мне все, что с тобой приключилось. — Отец усадил ее в одно из кресел, и сам расположился в кресле напротив.

Кэти судорожно сглотнула, покраснела и, положившись на Бога, поведала сэру Томасу свою историю, умолчав лишь о наиболее интимных моментах ее взаимоотношений с Джоном. Она особенно подчеркнула, что он был неизменно добр и внимателен к ней, заботясь о ее крове и пище и защищая ее от всех невзгод. Описывая, как

он рисковал своей жизнью, чтобы спасти ее в «Красной собаке», Кэти с невольным воодушевлением повысила голос. Сэр Томас заметил это и мрачно сузил глаза. Пока Кэти рассказывала об ужасных ранах, которые получил Джон, и о том, как она за ним ухаживала, отцовские глаза сужались все больше и больше. Внезапно его тихо вздымающийся гнев достиг внимания Кэти, и она замолчала. В воцарившейся тишине сэр Томас долго разглядывал буколическую гравюру, висевшую на противоположной стене.

— Ты уверена, что у тебя будет ребенок, Кэти? — наконец спросил он, тщательно избегая каких-либо эмоций в своем голосе.

И снова Кэти почувствовала, как ее щеки заливает горячий румянец. В своем нынешнем положении она была для отца — который всегда ею гордился — камнем на шее. Дочь сэра Томаса Олдли с ребенком от главаря пиратов… Какое раздолье для злых языков и недоброжелателей! Какой урон его репутации!

— Да, папа, уверена, — выдавила она.

Сэр Томас видел охвативший его дочь стыд, и его сердце сжалось от любви к ней. В конце концов, она была невиновна в происшедшем. В груди сэра Томаса закипела лютая ненависть к человеку, развращенному настолько, что он мог посягнуть на честь семнадцатилетней девушки, которую воспитывали как леди. Вспомнив, что он самолично спас этого негодяя от заслуженной виселицы, сэр Томас зловеще сверкнул глазами. Он даровал ему лишь временную отсрочку, так пообещал себе сэр Томас. Сейчас он в первую очередь должен позаботиться о счастье и добром имени своей дочери. Но потом…

— Дитя мое, у тебя нет причин выглядеть такой угнетенной, — успокоительно произнес сэр Томас. — Вынашиваемый тобой ребенок стал результатом зверского насилия, за которое ты ни в коей мере не можешь нести ответственности. Мы должны предпринять шаги, чтобы оградить твою репутацию от незаслуженных упреков. К сожалению, ты имела неосторожность затронуть столь деликатную тему прямо на палубе, где нас слышал каждый матрос, но я думаю, что мы сумеем исправить эту ошибку. Так вот, Кэти…

Кэти поникла. Очевидно, умолчав об интимных деталях своего сожительства с Джоном, она ввела отца в заблуждение. Она должна сказать ему правду, какой бы оскорбительной эта правда ни оказалась для его чувств.

— Папа, — отважилась она, опустив глаза на свои сплетенные пальцы. — Папа, это не было насилием.

— Что ты сказала? — недоуменно переспросил сэр Томас.

— Джон… Джон не принуждал меня к этому, — прошептала Кэти, которая никогда в жизни не чувствовала себя такой униженной. — Я сама этого хотела.

— Боже мой, ты понимаешь, что ты говоришь? — взвился сэр Томас, сердито глядя на свою дочь. Побледнев как мел, Кэти подняла глаза.

— Негодяй! — наконец выдохнул сэр Томас. — Я рад, что не дал его повесить Он заплатит за все, что…

— Папа! — Кэти тоже поднялась на ноги и вдруг покачнулась, сраженная приступом тошноты. Сэр Томас успел ее подхватить, и она приникла к нему с расширенными от страха глазами. — Папа, я люблю его.

Она выглядела такой слабой и подавленной, что сэр Томас решил смягчить свою тактику, однако в душе он остался все тем же непримиримым врагом Джона. Даже если его дочь говорила правду и этот негодяй не положил ее к себе в постель силой, опытному развратнику ничего не стоило соблазнить невинную молодую девушку, что было нисколько не лучше насилия. Его дочь должна это понять. Он не позволит ей наивно воображать, что она любит этого человека — развратника и негодяя!

— Дитя мое, этот человек значительно старше тебя, не так ли? — мягко начал сэр Томас. Он понимал, что безоговорочное осуждение ее страсти только подольет масла в огонь.

— Ему тридцать четыре года, — слабо ответила Кэти, снова опускаясь в кресло. Она была удивлена тем, что отец внезапно переменил тон. Она не ожидала, что его гнев утихнет так быстро.

— Я так и думал, — озабоченно произнес сэр Томас, словно найдя подтверждение своим худшим страхам. — А имеешь ли ты причины полагать, что он любит тебя?

— Ну, я, право…

— Он когда-нибудь так говорил? — настаивал сэр Томас. Смущенное лицо Кэти подсказывало ему, что он находится на верном

пути.

— Н-нет, — пришлось признать Кэти. Она опустила глаза и принялась изучать роскошный красный ковер, на фоне которого ее ноги, обутые в грубые кожаные сандалии, выглядели незваными нищенками.

— Я так и думал, — тяжело вздохнул сэр Томас. — Дитя мое, тридцатичетырехлетний мужчина, в особенности лишенный всяких

моральных устоев разбойник, к этому возрасту познает — в библейском смысле, разумеется, — множество женщин. Чувства, которые ты могла бы в нем вызвать, уже износились от частого употребления. Что же касается тебя, дочка, ты, абсолютно невинная и благопристойно воспитанная, ошибочно приняла свое пробудившееся влечение к мужчинам за любовь. Молодым девушкам свойственно идеализировать тех мужчин, которые делают их женщинами. Разве ты сама не замечала, что многие молодые леди, до брака ненавидевшие своих мужей, очень скоро привязываются к ним всей душой? Как ты думаешь почему, дочка?

Кэти напряженно размышляла. Отец говорил правду. Она знала не одну девушку, поначалу с негодованием отвергавшую неказистого жениха, чтобы после замужества не сводить с его противной физиономии влюбленных глаз. Однако…

— Это все не то, папа, — решительно заявила она. — Я действительно люблю Джона. Он красивый и сильный. А каким он бывает любезным и обаятельным…

Сэр Томас горестно рассмеялся:

— Еще бы ему не быть любезным и обаятельным, мое бедное дитя! Мужчина может получить полное наслаждение только от увлеченной им женщины. Кому, как не мне, это знать! Я и сам частенько использовал такой способ, когда хотел завоевать благосклонность той или иной девицы. И эти дурочки воображали, что я от них без ума, когда я руководствовался лишь трезвым расчетом. Мужчина никогда не обесчестит женщину, которую он любит, а женщина должна рассматривать степень его уважения к себе как подтверждение его истинных чувств.

Сэр Томас был удовлетворен тем эффектом, который произвела его речь на Кэти. Если бы он смог каким-то образом проникнуть в ее мысли, он бы обрадовался еще больше. «Все это верно, — думала Кэти. — Джон бывал особенно обаятелен перед тем, как улечься в постель. Неужели он просто хитрил, чтобы сделать меня податливее?» Она не могла опереться даже на силу собственных чувств, так как ее отец поставил их под сомнение. Как она, молодая и неопытная, могла отличить любовь от природного влечения противоположных полов?