Цвет ночи - Алла Грин

крепко держащим меня за руку. Я не видела его, но чувствовала физическое присутствие сквозь пелену лазурного тумана, чувствовала лесной хвойный запах, наполненный оттенками дыма, окутывающий меня. Ян обращался, менялся — плавно и одновременно стремительно, терял облик человека и принимал могучую форму цмока. Не отпуская меня, купаясь вместе со мной в потоке бурлящей энергии, который создавал сам. Поднимая меня ввысь, подхватывая, колыхая и усаживая на чешуйчатую спину величественного дракона. Рассеивая плотную завесу перед моим взором, обнажая перед моими глазами луну и звёзды.

Мы стремительно отдалялись от земли под гром от взмахов его разветвлённых крыльев. Большой дворец Живы, благоухающий цветами, усаженный зеленью парковый ансамбль, спокойное море за полосой лиственного леса — всё оставалось далеко позади. Мы пересекаем необъятные просторы ирийской прави, быстро сменяющиеся виды год и равнин, пока не оказываемся у вертикальной стены, сотканной из полотна сгущённых облаков. Ян снова меняет форму, я парю в невесомости рядом с ним несколько долгих секунд, после чего — оказываюсь у него на руках. Он медленно ставит меня на пушистую траву, покрытую влагой, сверкающую от росы, и оглядывается в ночи, в поисках внушительного силуэта приближающегося медведя. Но его пока нет.

Мы ожидаем их с Кинли на рубеже млечной реки, не пересекая границу, разрезающую мир ночи резкой линией облаков. Я делаю глубокие вдохи, свободно дышу, наслаждаясь возможностью наполнять грудь чистым ирийским воздухом, не похожим на обделённый кислородом, вязкий воздух нави. Запрокинув голову, я долго смотрю на звёзды — необычайно яркие, переливающиеся, словно мигающие. Низкие. Кажется, до них можно дотянуться, с лёгкостью достать вытянутой рукой.

Замечая, куда направлен мой взгляд, Ян тоже поднимает голову к небу. Не моргая, безотрывно глядя в космическую мглу, я спрашиваю первое, что вспыхивает в моих мыслях, что вернулось на языке во время разговора с Живой.

— Разве Чернобог не знал, что волки питаются энергией луны?

Поворачиваясь к Яну, наблюдаю за тем, как свет звёзд отражается в его голубых радужках.

— Почему он не попросил Дивию, свою сестру, чтобы та не позволяла использовать им её магию? Почему сам не попросил ограничить их?

Ян молчит, слушая меня. Выдерживая паузу даже после того, как я замолчала. Затем поворачивается ко мне, пробегается по моему лицу, словно изучая его, окутывая необычайной мягкостью своего взгляда, медленно отвечает:

— Знал. Но это не её война. Она не стала бы себя втягивать. Дивия ведь даже не дракон.

Нейтралитет, думаю я и понимающе киваю. Дивия хранила его когда-то, как и Велес, пока это не стало для неё личным, пока не выбрала сторону. Не нашу сторону.

— Когда я встретил твою мать, когда узнал, что она читает молитву, заклинание при полной луне, я был уверен, что ей помогает именно она — моя тётя. Для меня тогда открылось, как именно мы выиграли войну, и с помощью кого. Я давно не был в нави, и как ты поняла, не возвращался сюда, и не имел возможности уточнить, правда ли именно Дивия помогла драконам в победе с волками, и почему. Не знал наверняка, Смог ли её попросил. Но я был уверен, что нечто подобное являлось правдой. Было логичным полагать, что она дала часть собственной магии тебе, магии, которая воздействует на лунный диск, на энергию светила. Но я ошибся. Это была Евгения.

Неожиданно спокойные глаза Яна вспыхивают ультрамариновым — резкая вспышка, распространившая вокруг невидимое напряжение. Он больше не смотрит на меня, а вглядывается вдаль — на горизонт, точнее на границу тьмы и полутьмы — озаряемых ледяным светом луны окрестностей поляны, куда вышагивают две фигуры из мрака ночи. Они двигаются медленно, и мне кажется, что время замерло, блокируя их шаг.

Ян не встревожен, он задумчив и сосредоточен. Тихо выдыхая горячий пар, он стискивает зубы, едва заметно и быстро их разжимает, будто усилием преодолевая секундный порыв гнева. Затем приковывает своё внимание ко мне, наблюдая за моим лицом. С выражением некого необъяснимого сожаления или даже сочувствия.

Ничего не понимая, я вглядываюсь вперёд и наблюдаю, как словно в замедленной съёмке к нам приближаются мужчины. В одном из них я узнаю Велеса. А вот второй… Не уверена. Домысливаю, что белое пятно на его плече — это Кинли.

Его походка кажется мне знакомой. Настолько знакомой, что я не решаюсь в это поверить.

— Не может быть… — шепчу я.

К нам идут двое мужчин. Один из них — Велес, а другой… другой…

…мой отец?

…мой папа?

Это он?… Откуда он здесь?

Белое пятно, а точнее Кинли, спархивает с его плеча и усаживается на плечо Велеса, подол шубы которого шумно ворошит густую траву. Они оказываются в нескольких метрах от нас, когда полный месяц озаряет их лица, сметая тени, подсвечивая их черты.

Я дрожу, бесконтрольно и судорожно. Моё сердце начинает колотиться, его стук поднимается к горлу, вырываясь из грудной клетки. Громко гремит в ушах. Слёзы обжигают глаза — это резкая душевная боль вонзилась в сердце. И вместе с болью приходит тепло, словно горячая кровь, вплеснувшаяся из открытой раны, омывает кожу и тело, согревая меня. Она сочится из воображаемой дыры, образованной невидимым лезвием ножа, острым, с зазубринами, напоминающими волчьи клыки, которые когда-то изорвали в клочья плоть моих родных, которые царапали мою плоть изнутри; лезвием ножа, которое проделывало в сердце прореху, бесконечное множество раз, вонзающееся в его чертоги и покидающее. Вонзающееся и выходящее наружу. Раз за разом. Вычищая из моей души любовь, надежду, радость, жажду жить и дышать, не оставив ничего.

Я слишком долго была мёртвой внутри, не осознавая этого. Моя душа погибла там, у стен моего дома, у драконьих вольеров, вместе с моей семьёй, хоть и осталось невредимым тело, которое спас Ян. Но теперь — я снова чувствовала себя живой. Благодаря боли. Благодаря воспоминаниям. Благодаря осознанию, что пусть отец и был потерян для меня, но не для этого мира. Не для вселенной. Боль одновременно опустошала меня и наполняла.

Отец. Я помнила его взгляд, замерший на мне в ту полночь, помнила его крик «беги, Ава!». Он пытался меня защитить, в конце. В конце собственной жизни и нашей жизни вместе. Я помнила, словно это было вчера, как ноги папы подкосились, как чёрная тень огромного животного поглощала его, протаскивая по земле назад, дальше от меня, а он хвастался руками за землю, но у него не хватало сил удержаться. И тогда, вглядываясь в лицо отца, я понимала: он уже не моргал, просто смотрел на меня, бездвижным взглядом.