Северный шторм - Роман Глушков

Почти истлевшая к весне, опавшая листва не шуршала под ногами, и строй дозорных продвигался вперед практически беззвучно. Только раздвигаемые ветки кустов скребли по одежде да легонько щелкали по автоматам. Тишина была полной, поэтому, когда сначала справа, а затем слева от княжича началась суета и раздались сдавленные крики, он встрепенулся и вскинул оружие. Однако, едва Ярослав убедился, что на их группу совершено нападение, как в ту же секунду чьи-то руки крепко обхватили его за шею и зажали рот. Затем другой, не менее сильный невидимка ловким приемом отобрал у хольда автомат и только после этого черной тенью нарисовался перед княжичем.

«Конец!» – вспышкой блеснула в голове Ярослава страшная догадка. Он стиснул зубы и весь сжался в ожидании вонзающегося под ребра ножа. О том, чтобы выхватить свой нож и защититься, ошарашенный княжич даже не подумал. Вместо этого он судорожно колотил стиснувшего ему шею противника по рукам и вырывался, подобно схваченной за жабры рыбе. Бесполезно. Тех, кто схватили Ярослава, его тщетное сопротивление беспокоило не больше, чем трепыхание карася нанизывающего его на кукан рыболова.

Боли так и не последовало, и это было странно. Успевший попрощаться с жизнью княжич только теперь вспомнил о ноже, но когда рука Ярослава метнулась к поясу, ножны оказались пусты. А пока хольд безуспешно искал оружие, враги разжали ему рот и с силой затолкали туда скомканную тряпку, чуть было не свернув при этом пленнику челюсть. А затем подножкой уронили Ярослава ниц, заломили руки за спину, туго стянули запястья путами, дотошно обыскали, врезали напоследок каблуком между лопаток и только потом оставили в покое.

Поначалу пленнику казалось, что он вот-вот задохнется: дыхание от борьбы сильно сбилось, а кляп не позволял дышать ртом. Но вскоре княжич пришел в себя и прекратил дергаться, после чего ему заметно полегчало. И когда у него перед глазами перестали пульсировать круги, он смог наконец-то разглядеть тех, кто посмел так бесцеремонно с ним обращаться. Надо признать, что до настоящего момента еще никто не осмеливался на подобную дерзость, даже тренеры по спортивной борьбе, которых когда-то нанимал для Ярослава отец.

Возле лежащего на пожухлой траве княжича притулились на корточках пятеро рослых крепких типов, одетых в одинаковые темные комбинезоны. Лица ублюдков выглядели неестественно черными – не иначе, они натерли кожу сажей или грязью. Захомутавшая Ярослава компания передвигалась налегке – кроме компактных пистолетов-пулеметов, никаких вещей при ней не имелось. Княжич обрадовался было, решив, что угодил по ошибке в плен к датчанам, что тоже рыскали этой ночью по окрестным лесам в поисках диверсантов. Но, уловив негромкий разговор присевшей посовещаться пятерки, хольд обреченно констатировал, что пленившие его типы как раз и есть те самые разыскиваемые Фенриром вражеские диверсанты.

– Ты не ошибся? – спросил полушепотом один громила другого на святоевропейском языке. – Это действительно тот хольд, что отвечает у них за караулы? Мы же не собирались брать его прямо здесь! В этих дебрях да в темноте перепутать проще простого.

– Шло бы все по плану, мы бы взяли хольда там, где и собирались, – так же негромко отозвался другой человек в черном. – Но «башмачники» засекли кого-то из нас; не видел, что ли, как они всполошились? Впрочем, какая теперь разница, кто нам достался, верно? Один черт, те двое и часовой мертвы. Даже если это не наш хольд, он все равно что-нибудь да знает. Не с пустыми же руками возвращаться?

И в сердцах залепил Ярославу подзатыльник, от которого у княжича из глаз брызнули искры.

– Твоя правда, – согласился мнительный диверсант. – Хорошая была мысль – взять хольда-мальчишку. Такого допрашивать – одно удовольствие. Держу пари, что он сломается на первом же допросе. Вообще странные они, эти «башмачники». В караулы одну молодежь повыгоняли. Да мы можем прямо сейчас половину их лагеря вырезать.

– Сам-то чем занимался на первых годах службы? – язвительно заметил тот ватиканец, в руках которого находился сейчас автомат Ярослава. – Тоже небось из караулов и нарядов не вылезал?.. А насчет лагеря не обольщайся. Почему, думаешь, мы такой крюк по горам дали, когда можно было сюда напрямик добраться? Видел когда-нибудь парней из «Датской Сотни»?

– Нет, ни разу.

– И не увидишь. А если увидишь, то считай, что ты уже труп. Эти дьяволы мальчишек на посты выставили, а сами по кустам рыщут да только и ждут, когда мы на приманку клюнем… Ладно, хватайте «башмачника», и проваливаем – рассвет через час…

Ходить под конвоем Ярославу пока не приходилось, а бегать – и подавно. Он давно потерял счет пинкам и подзатыльникам, которыми ежеминутно награждали его свирепые конвоиры. Однако у княжича даже в мыслях не было желания выразить протест или, того хуже, – оказать сопротивление. Ярослава загодя предупредили, что артачиться не в его интересах и за это его немедленно лишат глаза.

Схватившие хольда диверсанты, похоже, неплохо разбирались в психологии: казалось бы, мерзкого норманна и так ожидали нечеловеческие пытки и мучительная смерть, но вот ведь какое дело – будущая жертва продолжала беспокоиться за свою шкуру, даже зная, что завтра на ней и так живого места не останется. Ярослав рассудил, что пусть уж лучше ему как следует намнут бока и смешают с грязью, чем он даст вырезать себе глаз. Тем более что настоящего унижения он пока и не испытывал.

Увлекаемый под руки в неизвестном направлении, с заткнутым грязной тряпкой ртом и стянутыми до хруста в суставах запястьями, хольд беспокоился сейчас не о своем княжеском достоинстве или недостатке мужества перед грядущими пытками. Все, что волновало княжича в данный момент, – это лишь бы не сбиться с шага и не пропустить мимо ушей окрик конвоиров. Любая оплошность пленника могла быть воспринята ими как неповиновение. Ярослав не сомневался, что наказание последует незамедлительно. Диверсантам без разницы, в каком состоянии будет доставлен пленник – невредимым или кривым, главное, чтобы он мог внятно отвечать на вопросы и имел хотя бы один глаз, чтобы указать на карте расположение своих войск. А станет княжич откровенничать с врагом или все-таки найдет в себе силы умереть, как подобает истинному видаристу, говорить было пока рано.

Лишь об одном можно было сказать с полной уверенностью: Вороний Коготь никогда не станет просить Видара выделить Ярославу место в Валгалле, как пообещал сделать это для зверски замученных бойцов штурмовых дружин. Слишком легко позволил пленить себя сын русского князя, чтобы считать его смерть доблестной. Для того, кто искренне стремился стать настоящим воином, более обидной участи было просто не сыскать…

Только в крайности можно принимать рисковые решения.

Вовенарг

Если предположить, что Ад все же существует и мне предстоит в один прекрасный день там очутиться, господин Сатана окажется немало удивлен тому, почему меня не устрашает его зловещий лик. Впрочем, повелитель Преисподней поймет, чем это вызвано, когда я раскрою ему секрет своего хладнокровия. Поймет и, возможно, со мной согласится.