1993. Элементы советского опыта. Разговоры с Михаилом Гефтером - Глеб Павловский

Все сплетено в один узел – безвластие, всевластие и провокации разного рода. Возникает класс новых парий рыночной страны. И демократы, с поразительным интеллигентским снобизмом «нужных людей», оказались неспособны предложить альтернативу. Ни экономическую, ни политическую, ни внешнеполитическую. Ни по одному из вопросов!

Но самое безобразное – эти скоропалительные выборы в декабре! Я Ельцину прямо сказал: знаете ли, в России люди с похорон идут на поминки, и это человечно. Когда еще не опознаны трупы, скакать галопом на выборы – такое надо придумать! По-настоящему все эти люди должны уйти. Говорят про самороспуск советов, но я бы предложил так называемым «демократическим партиям» самораспуститься первыми.

Но что сейчас? Надо быть сумасшедшим, чтобы ставить вопрос «что делать», пока убивают людей. Нужно прекратить убийство людей!

До последнего времени я верил, что процесс в регионах даст ростки нового демократизма – естественного строительства России снизу. Процесс шел, но оборван расстрелами. Та сторона хотела единую неделимую, и Ельцин хочет единую неделимую. Его последнее выступление очень свирепо.

Переход от неясности к убийству оказывается минимальным. Это страшно.

Какое количество людей 4 октября всего лишь наблюдали! Другие убивали наблюдателей и, как в цирке гладиаторов, ждали, какая власть какую перебьет. А интеллигенты хором призывали Ельцина применить силу!

Глеб Павловский: Все свелось к теме силы и сильных людей. Все мы импровизируем, Ельцин тоже. Он делал нечто другое, чем то, что хотел. Если это импровизация, то импровизация, выдающая уровень понимания ситуации. Ведущая к кровавым последствиям.

Когда все обратилось в ноль, включая демократию, но остались «демократы» – на кого было ориентироваться, раз те представляют собой отрицательную величину? Только на силу, берущую верх.

У Ельцина огромная сила. Президент своим указом может что угодно ввести, на другой день отменить и снова ввести. Если это называется политической системой, называйте!

Но не употребляйте слово «демократия». С другой стороны, роль человека, говорящего этому «нет», парадоксально выросла. Нам сейчас очень скверно, но возник эмбрион демократизации без вранья. Это могут быть правозащитники, могут быть просто активные граждане. Важный момент – интеллектуальный потенциал страны и то, как мы его политически применим. Теперь для России не опасно освободиться от Ельцина.

Есть силы, которые начнут выходить на первые места. Бизнес хочет играть политическую роль, в его руках огромные деньги. Спекулятивным образом нажитые, но огромные деньги. Которые они не будут вкладывать в России. Надо каким-то образом повернуть дело так, чтобы они вкладывали их в политику.

Помнишь, в мае 1989 года на митинге в Лужниках я крикнул в толпу: «Мы стали другими!» Сказал и забыл. Там Вольфганг Айхведе1 сидели с Тиньковым и слушали мое выступление. Это было давно, мы становились другими и опять все забывали. Теперь Октябрь 1993-го – мы с тобой опять стали другими, да?

Мы уже несколько раз становились другими. Раньше я позволял себе думать, что все, что мы обсуждаем, влияет не дальше нашего круга друзей. Но в эти дни БТР отдельный человек стал что-то значить. И ты один из тех, кто стал что-то значить.

Особенность России – что изменение поведения сопровождается забыванием всего, что делал вчера. Политику ты просто ничего не напомнишь, он искренне отрицает все, что было. Никто не требует преемственности. Поэтому возможно обращение «ДемРоссии» к Президенту, где первым пунктом – нет, Президент должен запретить бывшим коммунистам занимать какие-либо посты. Это хотят сделать указом Президента Ельцина, бывшего коммуниста!

Я хочу осмыслить гигантскую роль, которую сыграла в бойне заявка Ельцина на первую роль. Заявка исходила только от него одного.

Второе, я хочу оспорить употребляемый термин толпа как заведомо негативный. Мол, раз толпа, дело плохо, уже почти улика преступных намерений. Что значит толпа в формировании событий? Как менялся замысел и поведение действующих лиц? Событие – не описание того, что случилось, а то, что формируется. И после к себе относится как к Событию. Формируется, а потом формирует. Вообще, история не состоит из событий – она творит события, а после их редактирует. И если говорить правду, из этих двух моментов вся история состоит. Мне это очевидно.

Но каким образом человек, будто бы не имеющий для этого данных, всех нас повязал собой? Сейчас Ельцин идет дальше, чем 21 сентября. Он хочет распустить одновременно все советы и не хочет считаться с Советом Федерации. Спрашивается, с кем он далее будет считаться? С кем? Ельцин воскресил страх. Психологически верный, но подлый расчет. Состояние страха, когда люди боятся выйти на улицы. Кто теперь посмеет ему возражать?

«Коллективный Ельцин». Почему все сфокусировалось на Ельцине? ♦ Наша система власти – синтез наследия Сталина с его частичным преодолением. Персонификации, загадочные и неконтролируемые. Видимость государства, которое также будет именным. Администрация Президента. «Комплексный лидер». Поймать систему на лицемерной ценности выборов ♦ Прежняя система была миродержавной, патерналистской и интеллигентной. Брежнев избегал экстремальных ситуаций. Горбачев их провоцировал. Октябрьские убийства – русские убивают русских.

Глеб Павловский: Местные советы в городах закрываются местными администраторами. Но не везде. Где-то это делают, кто-то не делает. В двух или трех городах местная администрация опечатала совет, как Лужков и Собчак.

Михаил Гефтер: Каждый ведет свою игру. Твоя статья2 отменно написана. Неприемлема версия, будто Ельцин не знал, кто у него за спиной. Но как все сконцентрировалось на нем? Это вопрос анализа того, что происходит и что еще может произойти. Как получается, что все с противоположных сторон сходятся на том, лишь бы от Ельцина освободиться, а там пойдет как пойдет – хуже не будет.

Я не утверждал, что хуже не будет. Думаю, скорее всего, будет хуже.

Мне тоже так кажется.

Я про другое, что Ельцин мнимую защиту от худшего превратил в профессию. Возникла ситуация, когда нельзя сказать, где он, а где его окружение. Эту размытость я назвал коллективным Ельциным. Она нестабильна и исключает политически простую постановку вопроса о его удалении. Чего нет в отношении других, Черномырдина или кого-то еще.

Ельцин – выдающаяся персональная ипостась власти. Той системы ее, какая сложилась, синтезируя наследие Сталина с его частичным преодолением. Система сложилась при Никите и Брежневе, просуществовала при Горбачеве, всякий раз предъявляя все новые персонификации. Что характерно вообще для этой системы.

Система власти постольку персонифицирована, поскольку закрыта. Как только в ней надо нечто закрыть, появляется неконтролируемая персона, способная к непредсказуемым действиям. Все кидаются обсуждать, кто она и чего хочет, позабыв о существе дела.