Сенатский гламур - Кристин Гор

— Ты будешь по мне скучать? — спросила я.

— Конечно. Без тебя здесь все не так, — ответил он, помогая мне собирать вещи, которые я сподобилась разбросать по всей его комнате.

Это случилось по пути в аэропорт. Оставалось проехать две остановки, я мирно дремала у него на плече в навеваемой подземкой сонной дымке. Аарон уткнулся носом мне в волосы.

— Милая, ты не спишь? — спросил он.

Я невольно дернулась и выпрямилась. Он только что назвал меня «милая»? Раньше он всегда называл меня по имени, «деткой» или «малышкой». Что означают эти новые нежности? Возможно, их надо обсудить?

— Как ты меня назвал? — недоверчиво спросила я.

Аарон выглядел неуверенно. Я слишком поздно поняла, что не стоило делать из мухи слона.

— Никак, — промямлил он.

Прекрасно, теперь я его смутила. Надо было не обращать внимания.

— По-моему, ты назвал меня «милая», и мне это очень понравилось, — сказала я мягко, поощряя его.

Он явно расслабился. Не стоило устраивать представление, но «милая» выбила меня из колеи. Это совсем не похоже на Аарона, поэтому я хотела убедиться, что правильно расслышала. Он нежно поцеловал меня и заверил, что правильно.

Мы слишком быстро доехали до пересадочной станции. Я неохотно оставила Аарона и принялась сражаться с толпой, пробираясь домой, в Цинциннати, и смутно радуясь, что я чья-то милая.

Родители встречали меня в аэропорту вдвоем, отчего мне показалось, что они действительно постарели. Обычно только у пожилых пар, оставивших позади бесконечные повседневные споры, хватает времени и терпения вместе посещать аэропорты. Поэтому я немного расстроилась, хотя рада была их видеть.

Когда мы выехали на автостраду, направляясь к ферме в пятидесяти милях от Цинциннати, я, единственное их дитя, уютно устроилась на заднем сиденье. Мама обернулась, чтобы полностью сосредоточиться на моей особе.

— Ты когда-нибудь ела индуцыпку? — взволнованно спросила она.

— Кого-кого? — недоверчиво переспросила я.

— Индуцыпку, — терпеливо повторила мама. — Это индюшка, начиненная уткой, начиненной цыпленком. Индуцыпка.

На секунду я представила, как мама участвует в состязании на дикцию. У нее очень четкое произношение.

— Вроде никогда об этом не слышала, — ответила я.

На самом деле я была совершенно уверена, что не слышала. Индуцыпка. Звучит как самый страшный параноидальный ночной кошмар члена общества защиты животных.

— Твоя мать решила приготовить ее завтра вместо обычной, старой, скучной индюшки, — объяснил отец, улыбаясь мне в зеркало заднего вида.

— Интересно, — заметила я. — Но, мам, ты ведь, кажется, вегетарианка?

Она упоминала об этом недели две назад. Я решила, что она тряхнула стариной — пошла по стопам Пола Маккартни. В последнее время о нем много пишут.

— Да, я попыталась, — кивнула мама. — И несколько дней действительно была вегетарианкой. Но потом я увидела по Историческому каналу, что вегетарианцем был Гитлер, и это показалось мне путем зла.

Я кивнула, и мама продолжила:

— Поэтому будь готова к индуцыпке, — предупредила она. — С ней придется немного повозиться.

Да уж, могу представить. Меня слегка замутило, когда я вообразила, как это готовят; хорошо бы родители взяли на себя самое сложное. А я за это приготовлю картофельное пюре и украшу дом.

Позже, разбирая у себя в комнате сумки, я обнаружила, что забыла зарядник для «Блэкберри». Учитывая, что родительская ферма слишком далеко от цивилизации — здесь даже сотовый не ловит, — я недолго огорчалась. К счастью, я еще помнила, как посылать электронные письма с обычного компьютера. К несчастью, родители разорвали контракт с провайдером, который я подарила им на годовщину свадьбы, решив, что это слишком дорого.

— Но ведь это я за него плачу, — возразила я.

— Мы знаем и ценим это, дорогая, — сказала мама. — Но мы пользуемся Интернетом не так часто, чтобы оправдать затраты. Ты не похожа на миллионершу.

Это правда, спору нет, но я-то эгоистично хотела, чтобы дома всегда был Интернет, на случай, если я нагряну. Однако сейчас его явно не было.

Похоже, я оказалась в электронном вакууме. Я подавила краткий приступ паники. Я не в ловушке, говорила я себе, а на отдыхе, черт побери.

— Ну хоть телефон у нас еще остался? — спросила я с притворным спокойствием.

Или они вернулись к более дешевым почтовым голубям?

— Конечно, золотко, — кивнула мама. — Неужели тебе есть кому звонить на выходных?

Я помедлила. Рассказать им про Аарона? Они обрадуются или заботливо закудахтают? Заранее не угадаешь, как все повернется. Родителям всегда прекрасно удавалось сажать моих парней в калошу, хотя к этому неизменному итогу вели разные пути. Мама начинала отчаянно трещать, словно торговка моими прелестями, отец держался холодно и осуждающе. Понятно теперь, почему мужчины часто обвиняют меня в неоднозначном поведении. Родители вырастили меня. Они просочились в мою кровь.

Впрочем, мне уже двадцать шесть, и если Аарон отречется от своего шефа и еще кое-что изменит, возможно, со временем он станет их зятем. Вероятно, пора сообщить о нем родителям.

— Ну, я встречаюсь с одним мужчиной, — начала я.

— Чудесно! — взвизгнула мама.

— Он что, один из этих вашингтонских придурков? — довольно резко спросил отец.

Ну вот, началось.

— Его зовут Аарон, он родом не из Вашингтона, но работает там уже четыре года. Он главный спичрайтер сенатора Брэмена, — спокойно сообщила я, подавив рвотный позыв при имени Брэмена.

Мне казалось, что я делаю доклад в школе. Не считая того, что я рассказывала о своем парне, а не о «Битлз». Британский рок, благодаря матери, стал первой и единственной музыкой моего детства. Мне нравились все группы, особенно «Битлз», в которых я влюбилась сразу и безоговорочно. В начальной школе это переросло почти в одержимость, так что все мои школьные доклады вплоть до седьмого класса были посвящены «Битлз». Напрасно учителя писали родителям записки с просьбами расширить круг моих интересов. Я спокойно выслушивала очередной выговор и начинала старательно готовить очередной устный доклад о ливерпульской четверке, и плевать хотела на родительское красноречие.

Пока я не узнала о Стиве Мартине, мир моих фантазий крутился вокруг Джона Леннона, Джорджа Харрисона, Ринго Старра и Пола Маккартни. Я до сих пор могла подпевать любой их песне, не пропуская ни одного слова, ни одного аккорда на воображаемой гитаре, но с возрастом — вероятно, к большому облегчению моих родителей и учителей — у меня появились и другие интересы.

— Мне не нравится Брэмен, — сварливо сказал отец. — Он какой-то скользкий.