Двенадцать - Джастин Кронин

К ним присоединялись другие. Мужчина в комбинезоне, с винтовкой на плече, который в одиночестве шел вдоль шоссе. Пожилая пара, одетые торжественно, как для визита в церковь, у которых сломалась машина. Она стояла на обочине, с поднятым капотом, из треснувшего радиатора шел пар. Двое велосипедистов, французы, которые катались в сельской местности, когда все началось. В автобус втискивались целыми семьями. Совершенно сломленные, плачущие от счастья, что их взяли. Будто рыбы, прибившиеся к косяку, они становились частью остальных. Они проезжали большие города один за другим. Коламбус, Экрон, Янгстаун, Питтсбург. Сами названия уже ощущались, как нечто из прошлого, будто города исчезнувшей империи. Гиза, Карфаген, Помпеи. Стали вырабатываться обычаи, будто в некоем городе на колесах. Одни вопросы было можно задавать, другие – нельзя. Что слышно насчет Солт-Лейк-Сити, Талсы, Сент-Луиса? Не знает ли кто, что вообще творится, нашли ли решение проблемы? Спасение было лишь в движении, любая остановка воспринималась, как повод для беспокойства. Иногда они пели, хором. «Муравьи маршируют», «Спагетти», «Сотня бутылок пива».

Они миновали холмы и долины, среди зелени. Пенсильвания, Бескрайние Горы. Жилье здесь встречалось редко, это были остатки давно ушедшей эпохи. Рушащиеся города у угольных шахт, всеми забытые деревушки с единственным заводом, уже многие годы закрытым, дымоходы красного кирпича, одиноко возвышающиеся там и сям в летнее небо. Сильно пахло хвоей. Их уже было больше семидесяти, люди сидели в проходах, детей держали на коленях, а они смотрели в окна, прижимаясь лицами к стеклу. Постоянной проблемой было горючее, однако они постоянно находили новую порцию вовремя, будто их путь охраняла незримая рука провидения.

На третий день, после полудня, они подъехали к Филадельфии. Проехали почти половину континента. Впереди было восточное побережье, множество больших городов, огромное множество людей, тесно живущих у моря. Подъехали к городу у реки Скулкилл, темной, непрозрачной, будто гранит. В небольших городках все дома были закрыты и заколочены, машин на дороге не было. Датчик топлива показывал, что бак почти пуст. В этом месте река широко разливалась, а в долине росли могучие деревья, их ветви, освещенные солнцем, закрывали дорогу с обеих сторон, будто занавес. Они увидели знак. ПУНКТ КОНТРОЛЯ 2 МИЛИ. После недолгого обсуждения все согласились, что это конечный пункт. Здесь они обретут свою судьбу.

Солдаты сказали им, куда ехать. До комендантского часа было еще два часа, но на улицах уже царила тишина, никто не ездил, только военные, да пара машин полиции. Узкие, высушенные солнцем улицы, старые каменные дома, темные подворотни, где когда-то собиралась агрессивная молодежь. И вдруг парк, будто оазис зелени в самом центре города.

Они проезжали блок-посты, соответственно знакам, солдаты махали им руками, давая знак двигаться дальше. В парке было много народу, как перед концертом. Палатки, фургоны, люди, лежащие прямо на траве рядом со своими чемоданами, будто их сюда волной вынесло. Когда народу стало слишком много, им пришлось оставить автобус на обочине и идти дальше пешком. Финальное, трагическое решение, будто они бросили на произвол судьбы любимого пса, который уже сам ходить не может. Они держались вместе, не в состоянии оставить друг друга, смешаться с безликой толпой. Выстроились в длинную колонну. Воздух был тяжелый и влажный, в темнеющих кронах деревьев жужжали тучи насекомых.

– Я этого делать не буду, – сказал Пастор Дон, резко остановившись. На его лице вдруг появился ужас.

Вуд тоже остановился. Впереди, метрах в двадцати, были несколько огороженных проходов, освещенных резким светом прожекторов. Людей обыскивали и записывали их имена.

– Понимаю тебя.

– Бог мой. Будто мы никуда и не уезжали.

Толпа мерно двигалась вперед. Двое французов прошли мимо, едва глянув на них, держа под мышками свое скудное имущество. Все чувствовали это. Что-то было утеряно. И они отошли в сторону.

– Как думаешь, топливо сможем найти? – спросил Джамал.

– Не знаю. Только знаю, что туда я не пойду, – ответил Пастор Дон.

Они вернулись к автобусу. Туда уже залез какой-то мужчина и пытался завести мотор без ключа. Худощавый, с покрытым грязью лицом и блуждающими глазами, будто под наркотиками. Вуд схватил его за ворот и выкинул наружу.

– Убирайся на хрен отсюда, – сказал он.

Они сели а автобус. Дэнни повернул ключ, и мотор зарокотал. Они медленно сдали назад, толпа расступилась, будто волны морские перед кораблем. Угасали последние остатки солнечного света. Они развернулись, заехав на газон, и поехали прочь.

– Куда теперь? – спросил Дэнни.

Никто не знал этого.

– Думаю, без разницы, – ответил Пастор Дон.

Действительно, без разницы. Они переночевали в парке Вэлли Фордж, спали прямо на земле, рядом с автобусом, а потом поехали на юг, держась в стороне от крупных дорог. Мэриленд, Вирджиния, Северная Каролина. Они ехали дальше и дальше. Их дорога стала смыслом, сама по себе, куда бы они ни направлялись. Главное было – ехать, не останавливаться. Единственное что важно – что они вместе. Автобус ехал вперед, покачиваясь на изношенных шинах. Один за другим города исчезали, все угасало. Мир распадался, забирая с собой свою историю. Скоро он окончательно исчезнет.

Ее звали Эйприл Донадио[7]. Ребенок, зачатый ею, мальчик, получит имя Бернард. Эйприл даст ему свою фамилию, Донадио, чтобы в нем была частичка от них обоих. Долгие годы она будет рассказывать мальчику о его отце, о том, что за мужчина он был – отважный, добрый и немного печальный, как недолго они были вместе, и как он поделился с ней величайшим даром, силой и мужеством жить дальше.

«Это и есть любовь, – говорила она мальчику, – именно это любовь делает с людьми. Надеюсь, что когда-нибудь ты тоже полюбишь кого-то так же, как я любила его».

Но это случилось позже. Автобус, выжившие, десять из двенадцати. Они будут вечно продолжать этот путь. Так оно и случилось в каком-то смысле. Лето, зеленеющие поля, брошенные, замершие города, тенистые леса, автобус, бесконечно едущий все дальше. Они стали будто видением, будто погрузились в вечность, туда, где отсутствовало время. Здесь, и в то же время не здесь, присутствие невидимое, но ощущаемое, будто звезды посреди дневного неба.

Северный сельскохозяйственный комплекс

Оранжевая Зона, За Стеной

Кервилл, Техас

Июль 79-го года П. З.