Познакомьтесь с Ниро Вульфом - Рекс Стаут

– Не знаю, о чем вы говорите.

– Нет, знаете! – Строгий взгляд Вульфа словно пригвоздил Макнейра к месту. – Я говорю о коробке с отравленными конфетами. Мне известно, откуда мисс Фрост узнала о содержимом коробки. Мне известно, что и вы знали об этом и намеренно скрыли эту важнейшую информацию от полиции. Не стройте из себя идиота, мистер Макнейр! У меня есть письменное заявление мисс Фрост – у нее не было другого выхода, – и, если я сообщу полиции все, что мне известно, вас немедленно возьмут под стражу. Но пока я не буду этого делать, так как хочу сполна отработать свой гонорар, и, кроме того, после ареста мне до вас уже не добраться. Будем исходить из того, что вы еще сохранили способность рассуждать здраво. Итак, если конфеты отравили вы, рекомендую ничего не говорить и немедленно покинуть мой дом, а уж я приму соответствующие меры. Если же вы этого не делали, то рассказывайте все по порядку и чтобы никаких уверток! – Вульф уселся поудобнее и буркнул: – Не выношу ультиматумов, даже своих собственных.

Макнейр сидел как пришибленный. Левое плечо его вдруг судорожно дернулось, и пальцы левой руки, лежавшей на подлокотнике, скрючились. Другой рукой он начал расправлять их, но плечо снова свело судорогой, и я увидел, как задергалась мышца у него на шее. Нервы у бедняги совсем сдали. Он глянул на стакан, стоявший на столе у Вульфа, и выдавил, словно прося о величайшем одолжении:

– Нельзя ли немного воды?

Я взял стакан, наполнил и подал ему. Он и пальцем не шевельнул. Я поставил стакан на место, но он как будто позабыл о нем. Немного погодя Макнейр пробормотал:

– Мне надо собраться с мыслями. Вроде я все продумал, и вдруг совершенно неожиданно…

– Будь вы поумнее, – заметил Вульф, – давно бы все рассказали. Прежде, чем обстоятельства заставили.

Макнейр снова достал платок и на этот раз вытер им лицо.

– Куда там, поумнее, – заговорил он совсем ослабевшим голосом. – Я последний болван. Господи, ведь всю жизнь себе испортил. – Плечо у него снова дернулось. – Не надо ничего сообщать в полицию. Это бесполезно. Отравленные конфеты – не моих рук дело.

– Продолжайте, – подбодрил его Вульф.

– Сейчас, – кивнул Макнейр. – Пусть Елена что-то рассказала вам, я не виню ее, особенно после того, как вы подловили ее вчера утром. Могу вообразить, что ей пришлось пережить здесь сегодня, но я и вас ни в чем не виню. Для меня больше нет личных обид. Видите, я даже не спрашиваю, что говорила вам Елена. Что бы она ни сказала – это правда. Я ее знаю.

Макнейр поднял голову и посмотрел прямо в глаза Вульфу.

– Отравленные конфеты, повторяю, не моих рук дело. В тот день примерно в двенадцать я поднялся к себе в кабинет, просто чтобы отдохнуть несколько минут от толпы. На столе у меня лежала коробка конфет. Я открыл ее, но пробовать не стал: у меня чертовски разболелась голова. Некоторое время спустя пришла Елена, и я предложил конфеты ей. Слава богу, она тоже не взяла ни одной, потому что там не было карамели. Когда я снова пошел вниз, коробка оставалась на столе. Там ее, должно быть, и увидела Молли. Она обожала такие проделки.

Он умолк и вытер лоб. Вульф спросил:

– Что вы сделали с оберткой и тесьмой?

– Ничего этого не было. Коробка была не завернута.

– Кто положил ее вам на стол?

– Не знаю. До половины двенадцатого ко мне заходило человек двадцать – тридцать. Интересовались новыми моделями, которые я еще не выставлял в общем зале.

– И все же, как вы полагаете, кто мог подложить коробку?

– Говорю вам, не знаю.

– Вы не думаете, что кто-нибудь желает вашей смерти?

– Моей смерти? Нет, исключено. Почему я и убежден: коробка предназначалась кому-то другому. Ее оставили у меня на столе по рассеянности. Думаю, что нет никаких оснований предполагать…

– Я пока ничего не предполагаю, – перебил его Вульф. – Может быть, у вас есть основания утверждать, что вы человек недалекий. Но не полоумный же, и, значит, можете понять элементарные вещи. Вдумайтесь в то, что вы говорите. Вы находите у себя на столе коробку конфет, однако никаких догадок, кто бы это мог сделать, у вас нет. Вы убеждены, что отравленные конфеты предназначались не вам, но кому – не знаете. И вместе с тем вы старательно скрываете от полиции, что видели коробку. Белиберда какая-то! Младенец, и тот поднял бы вас на смех. – Вульф вздохнул. – Я, пожалуй, выпью пива, иначе у меня никакого терпения не хватит. Желаете присоединиться?

Последних слов Макнейр словно и не слышал, но заговорил вдруг гораздо спокойнее:

– Я – шотландец, мистер Вульф, и все же признаю, что вел себя как последний болван. Больше того, я слабый человек. А вы, очевидно, знаете, какими упрямыми бывают иногда слабые люди. Временами и я бываю таким. – Он подался вперед, голос его зазвенел. – Все, что я только что сказал о коробке конфет, я готов повторять до самой своей смерти!

– Вот как! Ну что ж, – Вульф внимательно посмотрел на собеседника, – не тратьте силы, испытывая мое слабое терпение, ведь вам еще предстоят серьезные неприятности. Как вы этого не понимаете? Я должен в ближайшее время распутать этот клубок, иначе мне придется сообщить все, что я знаю, полиции. Это мой долг перед мистером Кремером, поскольку я согласился помочь ему. Если вы и в полиции будете нести такой же вздор, там решат, что вы замешаны в преступлении. Вас бросят за решетку, будут допрашивать, может быть, даже кулаки в ход пустят, хотя по отношению к человеку вашего положения это маловероятно. Но в любом случае пострадают ваше доброе имя, работа и пищеварение. При определенной настойчивости полиции вас могут и на электрический стул посадить. Упрямство и глупость – дело, как говорится, личное, но не до такой же степени.

– До такой! – странно возразил Макнейр и снова подался вперед. – Я другое хочу сказать. Я не идиот и знаю, что делаю. Да, я измотан, я попал в беду, но я отдаю себе отчет в своих поступках. Запугали Елену, чуть ли не силой привезли бедную девушку сюда, полагаете, я из-за этого к вам пришел? Ошибаетесь. Я все равно бы вам все рассказал. Более того, я ведь, по сути дела, признал, что мой рассказ о злополучной коробке конфет не вполне правдив, и тем не менее… Я мог бы сразу рассказать все откровенно, и мне бы поверили. Но я не хотел, чтобы вы сочли меня круглым дураком. Старался произвести на вас хорошее впечатление, насколько это возможно при данных обстоятельствах. Дело в том, что я хочу просить вас о большой услуге. Да, я приехал разобраться, что тут с Еленой. Но не только для этого… Я прошу вас принять согласно завещанию часть моего наследства.

Вообще Вульф удивляться не умеет. Но тут он просто остолбенел. Я тоже остолбенел: предложение Макнейра смахивало на попытку элементарного подкупа, дабы Вульф спустил дело на тормозах. Я даже испытал уважение к шотландцу и посмотрел на него совсем другим взглядом.

– Я хочу передать вам, – продолжал Макнейр, – небольшую вещь, но это накладывает на вас огромную ответственность. Удивительно, что я вынужден обращаться за помощью именно к вам. Двенадцать лет я прожил в Нью-Йорке и только на днях понял, что у меня нет ни одного близкого человека, которому я мог бы полностью довериться. Нет, конечно, у меня есть друзья, и на них можно положиться в обычных делах. Но вот доверить самое важное, то, что ценнее жизни… Сегодня у моего адвоката я должен был назвать имя такого человека, и я назвал вас. Я вас совсем не знаю и видел-то один-единственный раз. Но почему-то мне показалось, что вы именно тот человек. Вчера вечером и сегодня утром я наводил справки и, думаю, не ошибся: в вашем лице я нашел мужественного, умного и абсолютно честного человека. Бумаги надо было оформить именно сегодня, и я осмелился назвать вас.