Волшебство любви - Кэролайн Линден

— Правда, — пробормотала Франческа, уютно прижимаясь к нему. — Это было… так славно.

Ее блестящие растрепанные волосы защекотали ему грудь, когда она потерлась макушкой о его подбородок. Все тело его обрело необычайную чувствительность, словно он сбросил старую, загрубевшую кожу. Возможно, то была жесткая оболочка сдержанности, которую он наращивал всю свою жизнь, его щит, которым он защищался от превратностей жизни.

Он улыбнулся и прижался губами к ее лбу.

— Спи, — прошептал он. — Завтра ты сможешь выжать из меня еще один крик.

Плечи ее тихо задрожали от смеха, и вскоре она затихла.

Франческа просыпалась медленно, постепенно выплывая из самого глубокого сна за многие месяцы. Не открывая глаз, она потянулась и перевернулась на другой бок. В теле она ощущала приятную легкость, голова была ясной. Она чувствовала себя свежей и отдохнувшей. Ночь любви способна совершить такое с женщиной.

Она улыбнулась, вспоминая те ощущения, которые подарила ей эта ночь. Эдвард по-прежнему был здесь. Она знала это, она почувствовала его присутствие еще до того, как его увидела.

— Доброе утро, — пробормотала она.

— Самое чудесное утро в моей жизни, — сказал он. Голос у него был отдохнувший и счастливый. Франческа открыла глаза и посмотрела на него. Он сидел в кресле, которое пододвинул к кровати, упираясь локтями в колени. На нем не было шейного платка, и его сюртук был расстегнут, но в остальном туалет его был завершен. — Ты красивая, когда спишь, — добавил он с легкой улыбкой.

Франческа удивленно заморгала.

— Как давно ты наблюдаешь за мной?

— С тех пор как встало солнце.

В спальне еще царил полумрак. Она робко засмеялась.

— Ты — ранняя пташка.

— Да, — согласился Эдвард. В мягком утреннем свете его глаза казались темными — дымчато-серыми. — Я всегда вставал рано.

— Хм. — Франческа снова потянулась, пытаясь подавить зевок. — А я люблю с утра подольше понежиться в постели.

— Да уж. — Взгляд его скользнул по ее телу, когда она прогнула спину. Одеяло сползло, обнажив ее тело до талии, и Франческа не предпринимала никаких усилий, чтобы укрыться. Ей нравилось, что Эдвард на нее смотрит, и она питала довольно дерзкую надежду на то, что от взглядов он перейдет к делу. Эдвард занимался любовью с сосредоточенной вдумчивостью, и, возможно, некоторый недостаток спонтанности с лихвой компенсировался интенсивностью. И она с удовольствием внесет в процесс тот элемент спонтанности, которого, по ее мнению, ему недостает. — Отчего-то мне и самому хотелось поваляться подольше, — сказал он тихо.

Франческа одарила его самой соблазнительной улыбкой. Он ни за что не должен догадаться, что она чего-то боится.

— Тогда почему же ты оделся? — Конечно, она знала ответ на этот вопрос. Он был готов уйти. Он не хотел, чтобы кто-то увидел, как он выходит из ее дома, и собрался удалиться пораньше, пока город спит. Ей, можно сказать, повезло, что он вообще остался у нее до утра.

Он посмотрел ей в глаза.

— На случай, если бы ты пожелала, чтобы я шел.

Она не хотела, чтобы он уходил. Никогда. У Франчески от этой мысли пересохло во рту.

— С чего бы мне этого хотеть? — Она заставила себя рассмеяться, словно не придавала происходящему особого значения. — Разве до сих пор я не вела себя как гостеприимная хозяйка?

Он не улыбался.

— Потому что ты вдова. Потому что ты, возможно, не хочешь, чтобы соседи смотрели на тебя косо. Не хочешь, чтобы о тебе распускали сплетни. Потому что ты хочешь побыть одна, чтобы подумать о… — Он замолчал. — О том, как все должно пойти дальше… — он откашлялся, — между нами.

Она едва не открыла рот от изумления. Невозмутимый Эдвард де Лейси был в растерянности. Он с трудом подбирал слова. И в этих словах был намек на то, что он был готов уйти не потому, что сам того желал, а потому, что уважал ее волю. Франческа приподнялась, села, опираясь спиной на подушки, и подтянула одеяло, зажав его руками под мышками.

— Какая тактичность!..

— Если я уйду сейчас через кухню, то меня не увидит никто, кроме торговца углем. — Он смотрел ей прямо в глаза. — Я не обижусь, если ты попросишь меня уйти.

— Ты хотел сказать — улизнуть…

Франческа намотала угол простыни на палец. Ей бы хотелось, чтобы Эдвард вел себя не так по-джентльменски, хотя его почтительность, его заботливость и внимание к ее желаниям заставляли трепетать ее сердце. Она не подготовила себя к этому, когда приглашала его к себе вчера вечером, но осознавала, что в этом была ее ошибка. Она знала, кто такой Эдвард и как он мыслит. Едва ли он принадлежал к тому типу мужчин, который стал бы выставлять их роман напоказ, особенно после того, как сам стал объектом злобных сплетен.

Но все же она чувствовала, что между бахвальством и скрытностью существует свободное пространство, и именно по этой тропе она намеревалась пройти.

— Я не стану просить тебя уйти, если только ты сам не хочешь оставить это втайне, — быстро добавила она. — Я полагаю, ты не планировал того, что случилось, и если ты предпочитаешь, чтобы об этом никто не узнал…

— Франческа, — перебил ее Эдвард, — мне нечего скрывать. Я не сожалею ни об одном мгновении прошлой ночи… Разве что о том, что все закончилось всего через несколько часов.

На лице ее расцвела улыбка. Она не могла скрыть своего счастья.

— И я тоже. — Она наклонилась к нему, не имея в виду ничего конкретного. Эдвард взял ее лицо в ладони и поцеловал — страстно и нежно. Она вся светилась от радости — от радости просто быть с ним и видеть его с этой новой стороны.

— Но я не хочу, чтобы у тебя были из-за меня неприятности, — сказал он, пропуская сквозь пальцы пряди ее спутанных после сна волос. — Если бы ты предпочла сообщить о наших отношениях своим знакомым прежде, чем о них узнают все…

Он хочет знать, желает ли она вначале сообщить об их связи Олконбери, словно молнией пронзило Франческу. После того, как обошлась с ним Луиза, он не хотел, чтобы Олконбери, ее добрый друг и, если верить слухам, ухажер, страдал от того же жестокого потрясения. Он не хотел, чтобы ее считали бессердечной и жестокой. Сердце ее встрепенулось, тронутое его тактичностью, которую он проявлял даже к тому мужчине, в котором мог видеть соперника.

— Я скажу Олконбери сегодня же, — прошептала она. — Я никогда не давала ему повод считать, что мы с ним можем когда-либо стать любовниками или супругами, но он заслуживает того, чтобы узнать о… об этом… от меня.

— Заслуживает. — Эдвард криво усмехнулся. — Пожалуйста, действуй понежнее, когда станешь разбивать ему сердце.

Она засмеялась, хотя в глубине души была грусть. Их с Олконбери отношения непременно изменятся теперь. Он был очень добр к ней, и ее это так устраивало. Она не могла представить свою жизнь без его «неожиданных» визитов по утрам, без совместных завтраков, походов в театр. Кто будет выслушивать ее жалобы? Кто подставит ей крепкое мужское плечо, чтобы поплакать, кто заставит ее смеяться по поводу и без повода? Но она чувствовала, что он не станет делать ничего из перечисленного, как только узнает о том, что Эдвард проводит ночи в ее постели. Она дорожила дружбой с Олконбери, и ей даже не хотелось думать о том, что поневоле причинит ему боль.