Волшебство любви - Кэролайн Линден

Франческа долго молчала. Эдвард ждал, довольствуясь тем, что чувствовал, проводя руками по ее нежной коже. Он подумал, что с легкостью мог бы провести год, исследуя изгиб между ее грудной клеткой и талией.

— Мой муж умер всего лишь через месяц после того, как умерла моя сестра, — тихо сказала она. Он слушал в молчании: он уже знал некоторые голые факты, но не знал, как она их видит. — Я не была готова ни к одной из этих смертей. У Джулианы был узкий таз, и врач ее предупреждал. Для меня ее смерть при родах явилась потрясением, но не могу сказать, что произошедшее было полной неожиданностью. Но Сесил — мой муж — согласился стать секундантом на дуэли, и каким-то образом все закончилось для него трагически — его застрелили. Он мне об этом не сказал ни слова, и тот друг, секундантом которого он согласился стать, человек, из-за которого он погиб, сбежал на континент еще до того, как я смогла задать ему свои вопросы… или пристрелить лично. Это был жестокий удар. Еще вчера Сесил был здесь, со мной, живой и здоровый, а на следующий день… — Глаза ее накрыла тень печали.

Эдвард прекратил водить пальцами по ее коже, и выражение его лица стало жестким. Как может мужчина быть таким беспечным по отношению к жене? Дуэль! Что может быть глупее? Интересно, почему Джексон не осветил эту довольно пикантную подробность?

Она сделала глубокий вдох.

— Олконбери принес мне эту весть. Он пытался остановить ту идиотскую дуэль, и он был последним, кто держал Сесила за руку. Если бы не он, я не знаю, как пережила бы эти последние два года. Он был мне хорошим другом.

— Я рад, что он был рядом. — Эдвард убрал с ее груди локон.

— Но ты его не любишь? — Он вернулся к главной теме, той, что больше всего его волновала.

Она посмотрела на него чистым открытым взглядом. — Если бы я его любила, — прошептала она, — я не была бы сейчас с тобой.

— Это правда? — Он приподнял одну бровь. Влечение между ними было подобно пороху — чтобы его воспламенить, довольно и искры. Оно было достаточно сильным для того, чтобы пересилить все его благие намерения. Он хотел ее еще до того, как узнал, что она вдова, до того, как она его очаровала, до того, как она ему даже понравилась, если бы Луиза его не бросила, он тоже никогда бы не оказался здесь с Франческой, но об этом ему еще предстоит поразмыслить.

— Конечно, правда. Мне пришлось немало потрудиться, чтобы заманить тебя сюда, — ответила она с коротким мешком. — Зачем бы мне было тратить столько усилий, если бы я хотела не тебя, а Олконбери?

— Ты меня сюда заманила? — повторил он, начиная улыбаться. Отчего он никогда не догадывался, насколько пленительна сама мысль о том, что женщина хочет тебя достаточно сильно, чтобы прибегнуть к обольщению? Подушечки его пальцев соскользнули с её плеча. — Я не осознавал, что меня добиваются. Что мной манипулируют…

— Ты слишком долго пытался меня соблазнить, — сказала Франческа без тени раскаяния. Она блаженно зажмурилась и потянулась под его ласками. — Я потеряла терпение.

— Моя дорогая леди Гордон, я и понятия не имел о том, что вы хотели меня с первой минуты нашего знакомства. — Он прижался к ней плотнее, перевернув ее на спину. — Вы могли бы раньше об этом сказать. — Он провел по ложбинке в центр груди и прижался губами к ее ключице.

— О, не с первой минуты! Тогда я решила, что ты зануда. — Она запрокинула голову, выгибая шею, и вздохнула, когда он стал прокладывать дорожку из поцелуев вдоль ключицы к горлу. — Слишком сдержанный… слишком бесцветный… слишком немногословный…

Он тихо засмеялся. Пальцы его порхали по ее животу, дразнили ее пупок.

— А сейчас?

— Хм. — Она повернула к нему голову и пристально посмотрела на него с игривым кокетством. — Чуть менее сдержанный, чем я думала.

— Да. Ты оказала на меня плохое влияние. — Он накрыл ладонью ее грудь. — Я чувствую себя… вконец испорченным.

— Это жалоба? — Улыбка ее была — воплощенный грех.

Эдвард перекатился на нее сверху, опираясь на локти.

— Ты услышала в этом жалобу? — Он поцеловал ее.

— Я пыталась тебя поддразнить. — Она обняла его за шею и обвила ногой талию.

Боже всемогущий, он снова ее хотел, так же отчаянно, как тогда, внизу в гостиной. Тогда ему пришлось откинуть все мысли о последствиях. Теперь он мог видеть лишь то, что они были свободны желать друг друга так сильно и так отчаянно безрассудно, как они желали друг друга. Как это здорово…

— В чем именно? — Он скользнул ладонью по ее животу вниз. Она резко втянула воздух, но потянулась губами к его губам.

— В том, что ты… слишком молчаливый, — выдохнула она.

Она уже извивалась под ним. Эдвард погрузил в нее палец и стал поглаживать самую чувствительную точку, заставляя Франческу дрожать и беззвучно вскрикивать.

— Ты хочешь, чтобы я закричал? — прошептал он у самых ее губ.

— Да, — простонала она.

— Так закричи же первой. — Он осыпал ее лицо и горло влажными поцелуями, он пил ее сладость. Он ритмично вводил и выводил пальцы из скользкого упругого русла. Палец совершал вращательные движения, надавливая на чувствительный бугорок, скрытый во влажных завитках. Франческа дрожала всем телом.

— О Боже! — взмолилась она, мотая головой из стороны в сторону, мертвой хваткой вцепившись в его плечи. — Это слишком… Прекрати… прекрати…

— Прекратить? — Эдвард отвел руку.

Глаза ее широко распахнулись, зрачки расширились от страсти и потрясения, и тогда он с силой, глубоко, вошел в нее.

Франческа извивалась под ним, ее бедра встречались его бедрами при каждом толчке. И вскоре Эдвард почувствовал приближение разрядки. Ощущение было внезапным и почти болезненно-сильным. Он стиснул зубы, желая выскользнуть из Франчески до того, как его накроет оргазм, но она уже достигла пика. Бросая голову из стороны в сторону, она царапала его спину ногтями. Он чувствовал, как сокращаются ее внутренние мышцы. Она словно дожимала его. И в момент, когда спазм был особенно силен, она издала крик — высокий крик восторга, он вошел в нее в последний раз и не выпускал ее из объятий все то время, пока тело его сотрясала буря.

— Ты закричал, — сказала Франческа ослабевшим голосом, когда Эдвард перевернулся на бок, увлекая ее за собой. Тела их по-прежнему были слиты в одно.

— Правда? — Говорить членораздельно было трудно, он испытывал удовлетворение, которого никогда не испытывал прежде. Тело его обмякло, расслабилось. Ему было хорошо и спокойно. И дело было не только в акте любви, хотя, безусловно, своему блаженству он был отчасти обязан этому акту. Франческа была права на счет него — он действительно был нудным, бесцветным, нерешительным и зажатым. Он был таким. До тех пор, пока в его жизни не появилась она. И до ее появления он никогда не давал себе отчета в том, насколько бесцветной и пресной была его жизнь и он сам. И разумеется, он никогда прежде не испытывал желания меняться. Но с Франческой он чувствовал себя другим человеком, и это ощущение было волнующим и странным. И это ощущение окрыляло. Если он и знал что-то наверняка, так это то, что он никогда в жизни не был так счастлив, чтобы кричать о своем счастье.