Дневник священника. Мысли и записки - Константин Владимирович Пархоменко

живем в этом мире. Но, чтобы не погибнуть, должны «брать дыхание» в том мире, из которого вышли, – в духовном. Молитва, Богообщение – это глоток кислорода, спасительного для нас. (Мысль о. А. Меня.)

…

Сегодня причащал старушку. Рассказывает про свою маму, происходившую из дореволюционной богатой аристократической семьи. Моя собеседница говорит, что помнит из глубокого детства гувернанток мамы и других людей, как-то прежде служивших семье мамы. После революции, разумеется, никто никому не служил, так, общались, дружили.

Прошли десятилетия. Эта девочка выросла, состарилась. Всю жизнь была православной. Молилась за маму, других родственников и вспоминала в молитвах кого-то из знакомых своего детства, то одного, то другого. Однажды ей приснилась одна из них, Анастасия. И спросила: «Почему ты меня не всегда вспоминаешь в молитвах? Пожалуйста, поминай мое имя всякий раз, когда молишься об упокоении своих близких…»

…

Сильный мороз. В 7 утра встречаюсь с отцом Сергием на отдаленной станции метро. На вездеходе – в монастырь преп. Макария Римлянина. Здесь еще холоднее, за минус 25 0С. Литургия, на которой монахи Тихвинского монастыря, какое-то количество прихожанок. Служим в маленькой, срубленной из бревен избушке, потому что монастырь уничтожен во время Великой Отечественной войны полностью. Посреди избушки на табуретке – трухлявые доски. На самом деле это чудесным образом обретенный гроб преп. Макария, которому более 500 лет. Мощи переданы на экспертизу в Военно-Медицинскую академию.

После Литургии гуляем, потом обедаем. Так как в избушке места нет, обедаем на улице, у костра.

Все занесено снегом, вездеход с трудом выезжает из леса, мы с о. Сергием посещаем окрестные деревни, развалины храмов, довоенные погосты…

Несмотря на некоторый сюрреализм происходящего – искрящееся, как снег на солнце, настроение. И ощущение благодати.

Много раз ловил себя на следующем: на Божественной литургии, особенно в моменты, близкие к Причастию, переживаешь замечательное чувство – в сторону отходят все земные заботы и попечения. Они воспринимаются как шелуха жизни, что-то иллюзорное, мнимое, призрачное. Проблемы со здоровьем, денежные затруднения, что-то иное – все это кажется не настоящим. Настоящее, единое на потребу – вот оно, у тебя в руках. Все в сравнении с этим какое-то смешное и малое.

И хочется остаться на этой благородной высоте, которую переживаешь. И какое-то время это удается. А потом опять соскальзываешь… И суета века сего через какое-то время снова начинает казаться подлинной жизнью.

…

Боль от того, как во время Литургии болтают и смеются певчие на хоре. Все наши разговоры, даже самые серьезные (а болтают-то о пустом), совершенно несопоставимы с тем, что совершается.

И больно от человеческой глупости, не понимающей эту несопоставимость. Если бы человеку на миг открылась эта громадность, величина Литургии, которую иногда прямо физически ощущаешь, – эта наполненность пространства Ангелами, благодатная насыщенность энергией Божией…

Сретение Господне

Во время пения кондака праздника обратил внимание на его первую строчку и пережил радость от всеохватности христианского благовестия: «Утробу девичью освятивый Рождеством Твоим, и руце Симеоне благословивый…» Какой диапазон! От юной девушки – на одном полюсе – до столетнего старца – на другом. И между ними – Богомладенец. Христос пришел для всех, Он Спаситель всех! И даже уже первые события, связанные с Его пребыванием на земле, со всей очевидностью показывают это.

…

Как далеки от нас в чем-то представления древних христиан.

Мать св. Константина Великого, св. царица Елена, когда обрела Честной Крест Господень и гвозди, которыми был прибит Спаситель ко Кресту, приказала из одного гвоздя… выковать уздечку для коня своего сына-императора.

Св. Амвросий Медиоланский за это ее неоднократно прославлял, восклицая: «Что за славный конюх эта женщина!»

Мы бы сегодня были покороблены таким обращением со святыней и сочли бы его кощунством. …А может быть, св. Амвросий просто так тонко иронизировал?..

А вот зарисовка Блаж. Августина о богослужении: «Мы вышли к народу, церковь была полная, раздавались радостные голоса: “Богу благодарение, Богу слава”; никто не молчал; там и здесь восклицали; я приветствовал народ, и опять возгласили тем же горячим голосом; когда же, наконец, водворилось молчание, происходит торжественное чтение божественных писаний» («О граде Божием». 22, 8).

Можем мы представить такое поведение в нашем храме?

…

Разная психология, разное видение жизни: мужское – женское.

Говорю жене:

– Мне всегда казалась глупой поговорка: «Человек должен сделать в жизни три вещи: посадить дерево, построить дом и родить сына». Какой смысл сажать дерево, оно все равно через сто-двести лет погибнет, то же с домом. Сын… еще может быть, но тоже – что в этом такого особенного? Все рожают детей, и из них ничего не выходит – ни для Бога, ни для мира…

Она:

– Странно, я всегда понимала эту поговорку иначе. Посадить дерево – значит как-то послужить этому миру, природе. Построить дом – значит построить себе добрыми делами и праведной жизнью келью в Царствии Небесном. Родить сына – значит, уйдя в другой мир, оставить после себя последователя, духовного сына… Хотя бы одного.

Вот и говори потом, кто мудрее: мужчина или женщина.

…

Подходит мужчина:

– Можно вам задать богословский вопрос?

– Пожалуйста.

Открывает Библию. Листает, внимательно всматривается.

– Вот, – говорит, – читаем у апостола Павла: «Ибо о том, что они делают тайно, стыдно и говорить» (Еф. 5, 12). А вопрос такой. Мне очень интересно: что это они такое делают?..

…

Из модных сегодня «Дневников» о. Александра Шмемана: «Вчера за ужином [в ресторане], где мы праздновали начало ее каникул, Л. меня спросила: “Что ты больше всего любишь в своей профессии?” Я думаю (и сказал): право и обязанность быть свидетелем (плохим, слабым, это уже другой вопрос) – главного (“единого на потребу”), того, значит, что не может быть ограничено ни эмиграцией, ни Америкой, ничем. Отсюда мое вечное удивление перед людьми, эту ограниченность даже не чувствующими, внутри ее живущими».

Я совершенно согласен с отцом Александром. И если бы меня спросили, что я люблю в своей профессии, ответил бы так: «Не просто люблю, а считаю великим счастьем своей профессии право и обязанность быть свидетелем Истины. Истины о Боге, о мире и о человеке!»

И больно оттого, что мир этой Истины не хочет видеть…

…

Исповедовал и причащал 90-летнюю умирающую, очень верующую старушку. Она уже с трудом говорила, на лице лежала печать иного мира. Но после принятия Святых Таин откуда-то взялись силы. Она горячо благодарила Бога за Причастие, а когда мы прощались, сказала мне:

– До свидания, батюшка!

И тогда подумалось (и думается уже несколько дней), что вот именно так и нужно нам, живым, прощаться с умирающими, а им – с нами. Только «до свидания» –