Боги просят пощады - Татьяна Рябинина

Фанфары, цветы, вспышки камер, шампанское. Завистливые взгляды однокурсниц, шепоток за спиной. Тогда Илона еще верила, что через полгода вернется из Парижа и будет учиться дальше. Анатолий привез ее в аэропорт, все так же спокойно и устало поцеловал на прощание, обещал звонить. Глядя, как внизу тает родной город, Илона поняла, что с прошлым покончено навсегда, словно, взлетая, самолет оборвал незримые нити, которые связывали ее с уютным иллюзорным миром, пахнущим книжной пылью.

В Париже она окунулась в совершенно иной мир, который неожиданно понравился. Нравилась красивая одежда, восторженные взгляды и та дымка праздничной чувственности, которая окутывала все вокруг. Нравилось ощущение независимости и собственной значимости. Успех пришел сам по себе, даже против ее воли, и поэтому Илона не тряслась над ним. А еще были неплохие деньги и перспективы. Она еще пыталась обмануть себя, даже записалась на курсы французского для иностранцев, поступающих в Сорбонну, но уже понимала: мир моды - это наркотик, затягивающий в свои сети тех, кто неосторожно рискнул попробовать.

Любовная лихорадка прошла быстро. Ни сожаления, ни разочарования, только легкое недоумение: а что же это было? Анатолий изредка звонил и говорил ни о чем. Когда за две недели до отъезда домой Илона узнала, что Анатолий убит в подъезде своего дома, то почувствовала, к своему стыду, облегчение, что узел развязался сам собой. За эти полгода у нее были мужчины, но она научилась различать, кто из них для тела, кто для ума, а кто для души. Совместить все это в одном человеке ей казалось невозможным, поэтому приходилось довольствоваться тем, что каждый из них мог предложить.

Олег Свирин показался ей сначала очень интересным. Несмотря на неказистую внешность, в нем было то, что всегда ее привлекало: ум и воля. Он был равным и, что поразительно, не стремился изменить это равенство в свою пользу. Олег не был принцем, но мог стать партнером, союзником. Илона вышла за него замуж и уехала работать в Рим.

И снова расстояние отрезвило. Но на этот раз все было гораздо серьезнее. Илона не могла простить себе ошибки. Вспоминая все, что произошло с момента их знакомства, она наконец понимала: вся сила мужа - его же переродившаяся слабость, которая борется сама с собой, а весь его ум работает только в этом направлении. Поняла она и то, что Олег не подминает ее под себя не потому, что уважает, а потому только, что не может: нашла коса на камень.

Все это было грустно и неприятно, и Илона начала искать утешения. Впрочем, и Свирин в ее отсутствие от одиночества не страдал - это она поняла сразу, когда вернулась. А потом случилось еще одно событие, которое заставило ее отказаться от мыслей о разводе. В один прекрасный день Олег принес кучу бумаг и заставил ее подписать их. Все свое немаленькое имущество он перевел на ее имя. Илона прекрасно понимала, что это значит, перспектива стать богатой вдовой приятно грела. Так они и жили, каждый своей жизнью, пока Илона вдруг не забеременела.

Ребенок оказался для нее просто катастрофой. И не только потому, что угрожал карьере. Ей не хотелось рожать от Олега. Она считала, что спать можно с кем угодно, лишь бы в охотку, но рожать можно только от любимого. Тем не менее, Свирин ее вынудил. Мало того, что дочка изначально была нежеланной, но Олег просто не давал Илоне по-настоящему полюбить ее. Он взял и оттеснил жену в сторону. В конце концов Илона не выдержала, наняла няню, двадцатисемилетнюю детсадовскую воспитательницу по имени Алла, и вернулась на работу.

А потом у Свирина потекла крыша. Его начали мучать всякие страхи и кошмары, он был уверен, что за ним следят. Сначала Илона наблюдала со злорадством, но затем это стало ее сильно раздражать. И когда подвернулся первый же зарубежный контракт, не самый выгодный и не самый интересный, она с радостью за него ухватилась - лишь бы уехать.

Впрочем, не только поэтому. Она пыталась убежать не только от Свирина, но и от себя. И от Глеба Чередеева, с которым познакомилась на дне рождения подруги именно в тот момент, когда казалось: хуже уже и не бывает. Оказалось, что все может быть так просто. И не надо ничего объяснять, придумывать и доказывать. И разделять ничего не надо: для разговора, для помощи, для постели. Закрыть глаза и нырнуть в этот бездонный синий поток его глаз...

- Алла с Викой пусть обедают в гостинице, а мы с тобой пойдем в одно симпатичное местечко, тут недалеко, - сказал Глеб, собирая сумку. - Будем пить дрянное разливное пиво и есть чебуреки размером с валенок. Кто больше съест.

- Начинаешь меня откармливать?

- Точно. А чтобы жир ложился плотнее и не дрожал, как желе, придется поработать асфальтоукладчиком.

Илона почувствовала, как тепло из глубины живота разливается по телу, и, удивляясь самой себе, покраснела.

Она боролась только со вторым чебуреком - горячим, сочным и действительно огромным, а Глеб уже приканчивал четвертый.

- Мадам Чередеева, вы отстаете! Не отлынивать! А то будешь мне вечером чесать спину целых полчаса.

- Зато ты обгоняешь, - вздохнула Илона, запивая чебурек ледяным пивом. - Прежде чем стать мадам Чередеевой, мне надо еще развестись, а это будет ох как непросто.

- Почему? Если дело в барахле, отдай ему все, пусть подавится. У меня денег достаточно, и еще наработаю. На всех хватит: и на нас, и на Вику, и на наших детей...

- И на сенбернара, и на попугая, - подхватила Илона, сдувая с глаз светлые пряди. - Не в этом дело.

- А в чем?

- В Вике. Он ее так просто не отдаст. Война будет не на жизнь, а на смерть. Если честно, то я его боюсь. Правда, изо всех сил стараюсь, чтобы он этого не понял. Он ведь действительно псих. Настоящий, не в переносном смысле. Если почует, что боюсь, - сожрет. Как зверь.

- Значит так. Приедем - и будете жить у меня. Домой даже не суйся.

- А вещи?

- Не надо. Купишь все, что понадобится.

- Нет, Глеб, не получится, - упрямо замотала головой Илона. - Там и документы, и... Я постараюсь заехать, когда его дома не будет.

- Смотри, Илонка, тебе видней. Только я не знаю, что буду делать, если с тобой что-нибудь случится.

Он накрыл ее руку своей, большой и горячей, и облачко, набежавшее на солнце при упоминании о Свирине, растаяло.

- Если ты обязуешься как следует поработать асфальтоукладчиком, - улыбнулась она, - я, пожалуй, рискну съесть еще один... валенок.

- Ну что, все собрались? - начальник убойного отдела ГУВД полковник Павел Петрович Бобров оглядел своих «детишек» поверх очков. - Тогда начнем. Малинина ждать не будем, он у Хадоева в больнице.

Рассевшись вдоль длинного стола, оперативники уткнулись в свои записи, как школьники, которые выжидают, чья же фамилия первой остановит взгляд изучающего журнал учителя.

- Какая гадость все-таки на улице! Опять льет!.. Ну, кто первый? Нет желающих хвастаться успехами? Правильно, господа хорошие, особо хвастаться вам нечем. Баланс не в нашу пользу. Иван, прошу!