Тайна мертвой царевны - Елена Арсеньева

– Так ведь и соседка Хитрово тоже упоминала, что едва Рита уехала, как всем понадобилась! Неужели вы не слышали?

– Нет, – качнул головой Дунаев.

– Наверное, она это сказала, пока еще дверь не отворила, вот вы и не расслышали, – предположил Степан.

– И что? – насторожился Дунаев. – Позавчера к ней прибыла эта троица из Петрограда, сегодня – мы. Или был еще кто-то?

– В том-то и дело! Сегодня около полудня приходил какой-то человек, еле успевший Ирину Васильевну застать, пока она не ушла за праздничной подачкой большевиков! – Степан презрительно дернул углом рта и возбужденно продолжал: – Он тоже спрашивал Риту. После этих слов соседка открыла мне дверь, и дальнейший разговор вы слышали. Я вот о чем подумал: а что, если еще кто-то идет по тому же следу, что и мы? И если ему Ирина Васильевна тоже назвала имя доктора Сухарева?..

– А он не нашел доктора с такой фамилией и предположил, что это может быть акушерка Сушкина? – подхватил Дунаев. – И на квартиру к покойной Варваре Павловне телефонировал именно этот человек? Смелая догадка! Тогда надо предположить, что этот неизвестный интересовался не столько Ритой, сколько ее гостями, иначе с чего зашел бы разговор о докторе?

– Верно! – согласился Степан. – А я об этом сразу не подумал, не спросил ее, о чем шла речь. Вот что: завтра первым делом надо туда снова сходить, выяснить, каков был тот человек собой. Может быть, описание его нам что-то даст. Может быть, каким-то образом на след наведет!

– Каким же? – недоверчиво вскинул брови Дунаев.

– А вдруг я его знаю? Знаю, где он живет… Общие-то знакомые у нас с Риткой были.

– Согласен, – кивнул Дунаев. – Сходим к ней. И еще вот что в голову пришло: надо вам по этим общим знакомым походить, порасспрашивать о докторе Сухареве.

– Чем больше об этом думаю, тем больше уверяюсь, что это была просто уловка, обманка! – с неожиданной злостью перебил Степан.

– Что? – нахмурился Дунаев. – Вы хотите сказать, что Рита предполагала: за ее гостями кто-то следит, может начать их искать? И нарочно дала соседке ложный след, чтобы сбить с толку возможную погоню? Притворилась, будто вызывает телефонную станцию, а сама говорила с молчащим аппаратом?

– Да! – горячо воскликнул Степан. – Я в этом почти уверен. Причем не сама мамзель Хитрово этот ход придумала: она все же умом простовата. Ей подсказал так поступить кто-то из ее гостей – предполагаю, именно господин Верховцев, якобы папаша этой Наты.

– А вы не допускаете, что он и в самом деле ее отец?

– Не допускаю, – ухмыльнулся Степан. – И я даже начинаю понимать, почему понадобилось наводить соседку на этот ложный след.

– Ну? – выдохнул Дунаев нетерпеливо.

– Потому что Ритка назвала Нату Настенькой, вот почему! – торжествующе заявил Степан.

– И что? – с досадой проговорил Дунаев. – Может, хватит намеков? Может быть, скажете прямо, что имеется в виду?!

Степан смотрел на него со странным выражением – не то превосходства, не то жалости.

– Да, Павлик аттестовал вас совершенно правильно! – сказал он. – Впрочем, спокойной ночи. Завтра много дел!

Он протянул руку к выключателю.

– Погодите, – остановил его Дунаев, изо всех сил стараясь не спросить, каким образом аттестовал его Павлик, а главное, где. В письме-то было сказано только: «Помоги Дунаеву в Москве, надеюсь, он окажется полезным и тебе». Разве это аттестация? Очевидно, что-то было добавлено на конверте. Но Степану неловко сказать, что Дунаеву известно содержание письма, а уж про разгаданную тайну конверта и намекнуть нельзя. Этот человек может быть опасным, Дунаев чувствовал это всем своим существом. И он продолжил: – Завтра вам надо будет навестить своего знакомого – ну, того, который на телефонной станции монтером был. Не сомневаюсь, что он сохранил связи со служащими коммутатора. Пусть досконально выяснит, был ли сделан вызов с телефона этой Ирины Васильевны в такое-то время и в самом ли деле телефонный аппарат в соседней квартире неисправен. И если окажется, что все это обман, игра, тогда я, вполне возможно, дам себе труд поломать голову над вашими сомнениями.

– О Фома неверующий! – с мукой в голосе простонал Степан, щелкнув выключателем.

– Кстати, – проговорил Дунаев, укладываясь, – завтра нам придется начать обходить все лечебницы, в которые могли доставить женщину с кровотечением.

– На здоровье! – хмыкнул Степан. – Охота ноги попусту бить – бейте! Ищите! Но готов держать пари, что это была такая же обманка, как и звонок Риты. Звенья одной цепи! – Он прикрыл дверь, и уже из коридора донеслось: – Однако у нас сильный враг. Сильный и умный. С таким приятно иметь дело, не то что с некоторыми недогадливыми господами!

Намек был слишком прозрачен, чтобы его не понять. Дунаев скрипнул зубами. Захотелось вскочить, догнать Степана, потребовать объясниться. Но он остался лежать, с трудом усмиряя злость, обиду, бессилие и все же пытаясь понять ход мыслей Степана. Чего он прицепился к оговорке Риты?!

Она назвала какую-то девушку по имени Ната, то есть Наталья, Настенькой, то есть Анастасией. Почему Верховцев счел нужным ее поправить? Почему Степан уверен, что эта оговорка имела такое огромное значение? Ведь существует множество вариантов уменьшительных имен для Анастасии: Настя, Ася, Стася, даже Ната входит в их число!

В чем опасность оговорки?!

Вот если бы эта Ната и ее родители, предположим, скрывали ее настоящее имя и боялись, что оно станет известно другим, беспокойство Верховцева было бы понятно. Но откуда это имя может быть известно Рите Хитрово?!

И какая такая в нем смертельная опасность, что ради этого нужно наводить на ложный след предполагаемую погоню?

«То есть как – с чего? – сам себя возмущенно спросил Дунаев. – Да ведь она – убийца! Она убила Веру! Верховцев хочет во что бы то ни стало запутать след. Значит, он предполагает или точно знает, что за ними идет погоня. Логично. И что?!»

Если бы все это происходило в прежние времена, до переворота, до войны, многое было бы понятно. Тогда в распоряжении полиции и следственных органов находилась обширная картотека с перечнем примет, имен и даже кличек всех преступников, когда-либо задержанных на просторах Российской империи. Тогда эта Ната-Настенька, окажись она беглой рецидивисткой, сменившей имя, могла бы опасаться, что ее будут преследовать. Но Дунаев сам видел, как горела эта картотека, видел, как остатки ее разлетались по Литейному, словно жалкие беленькие птички. Преступники в нынешние времена могут чувствовать себя совершенно спокойно! Да и с какой рецидивисткой могла оказаться знакома Рита Хитрово, в иные времена знавшаяся с самым высшим петроградским светом, бывшая фрейлина императрицы, дружившая с ее дочерьми?!

Вера тоже с ними дружила – особенно с Ольгой и Татьяной, хотя и Мария с Анастасией бывали у Инзаевых, Дунаев это точно знал.

И вдруг у него пресеклось дыхание от догадки…