Наследство - Екатерина Оленева

Правильно интерпретируя её жест, Коул потянул её к себе, на кровать, опрокидывая. Его лицо оказалось так близко, склоняясь над ней. Выбившиеся кудряшки щекотали висок. Его нос почти касался её носа.

– Если ты сейчас меня поцелуешь, я уже не буду такой хорошей и скромной? – подтрунивая, спросила она.

– Я на это очень надеюсь.

– Что ж? Предлагаю проверить опытным путём и…

Договорить не получилось. Он закрыл глаза и поцеловал её.

Почему люди чаще всего закрывают глаза во время поцелуя? Чтобы сосредоточиться на своих ощущениях, отгородившись ими от мира?

Он медленно наклоняется, замирая на миг, словно давая его на то, чтобы она могла передумать и отступить.

В первый момент соприкосновения их губ Кора успела почувствовать словно лёгкий разряд. Его губы были мягкими и жёсткими одновременно, притягивали к себе ближе. Руки сжались на талии и прижали её сильнее. Он целовал её нежно и… требовательно. Она чувствовала его вкус, его дыхание, его тепло и напряжение, копившееся долгие последние часы, медленно отпускало. Здесь и сейчас всё было хорошо.

Оставляя на её плечах влажный след, одной рукой он провёл по её животу, спускаясь ниже. Но когда рука Коула нашла сквозь ткань платья край её трусиков, Кора остановила его руку.

– Нет.

К её приятному удивлению он послушался и остановился.

– Думаю, для первого раза вполне достаточно, – прокомментировала она, выскальзывая из-под его тела, поднимаясь на ноги и оправляя на себе одежду.

Его взгляд следовал за ней, вопрошающий, нарочито наглый, но за дерзостью просвечивала неуверенность:

– Кажется, мне и правда не удалось тебя впечатлить?

– Не вини себя. У меня сложности с темпераментом от рождения. Вообще-то, откровенно говоря, было неплохо.

– Да?.. А, по-моему мнению, ничего вообще ещё не было.

– Разберёмся со всем этим сверхъестественным дёрьмом, останемся живы – непременно продолжил, – пообещала ему Кора. – А сейчас, если ты не против, вернёмся к дневнику Мэри?

– Совсем не против, – произнёс он с лёгким вздохом сожаления.

Он проводил Кору любопытным взглядом, пока она прошагала к столу, где тихо и мирно, на той самой полочке, где Кора её и оставила, лежала колдовская книга.

– Это она и есть? Та самая ведьмовская книга твоей прапрабабки? Той, что наводит жути на третьем этаже с портрета?

– Она самая, – кивком подтвердила Кора, возвращаясь к кровати и усаживаясь рядом с Коулом.

– Выглядит впечатляюще, – вынес вердикт он, потянувшись к книге рукой.

– Не трогай! – прикрикнула на него Кора с горячностью, удивившей её саму.

И, перехватив его удивлённый взгляд, добавила смущённо:

– Вдруг на книге какие-нибудь чары? Или проклятия?

– Или – ничего? – пожал он плечами. – Как узнаешь, если не попробуешь? К тому же, тебя вроде током не бьёт? Или, полагаешь, фамильная магия охраняет?

– Не знаю, но ничего не исключаю.

Кожаный переплёт под рукой был прохладным и гладким, металлические заклёпки выглядели громоздкими и тяжёлыми, словно запоры на старинных сундуках.

– Как думаешь, зачем Дориану понадобилось отдавать мне книгу Мэри?

– Не знаю, но ничего не исключаю, – глумливо передразнил Кору Коул. – Ты уже пробовала её открыть?

– Что?

– Я спрашиваю, пробовала ли ты открыть эту книгу?

– Нет. Думаешь, с этим могут возникнуть сложности?

– Почти уверен в этом. Иначе это не мистика, а младшая школа. Не может быть всё легко и гладко. Я бы на твоём месте даже не надеялся на это.

– Хорошо. Давай посмотрим.

С этими словами Кора попыталась открыть книгу.

Коул оказался прав. Книга казалась каменным, неразделимым монолитом, куском глыбы, где ни одну часть не отделить от другой. Глаз видел страницы, видел книжный корешок, видел кожаную обложку, но, стоило довериться осязанию, как всё, что удавалось почувствовать – твёрдый холодный камень.

– Не получается! – с досады Кора даже прикусила губу.

– Так я и думал. Вот тебе и одна из отгадок, зачем Дориан отдал её тебе.

– Не понимаю. Что упускаю?

– Он тоже не смог её открыть. Видимо, надеялся, что общая кровь каким-то образом послужит катализатором или ключом. Но, похоже, тебе придётся его немного огорчить?

– Меня больше заботит то, что я сама готова омрачиться.

– С чего бы? Если вся эта ведьмовская лажа правда, то разве то, что тебе не хватает сил открыть эту ведьмовскую книжицу, не является хорошей новостью?

Перехватив её непонимающий взгляд, Коул пожал плечами:

– Это значит, что зараза тебя не затронула.

– Времена я могу передвигать силой мысли людей и предметы. Так что – вряд ли!

Кора вновь вернулась к попыткам распахнуть не открываемое. С прежней безуспешностью.

– Может быть её держат металлические защёлки и магия здесь совсем не при чём? – выдвинул предположение Коул. – Нож найдётся? Или что-то узкое и достаточно твёрдое, чтобы просто вскрыть их.

Кора услужливо подала искомое, и теперь от усилий пыхтеть начал уже он. Но, как не крутил книгу, поддевая острым кончиком задвижки, ничего не помогало.

– Прости, но то ли моих сил недостаточно, чтобы сорвать эти железяки, то ли всё дело и правда в магии, – усмехнулся он.

На сей раз тон его был извиняющимся.

– Да, вряд ли ты чем-то поможешь, но спасибо за усилия.

Вдруг в голове словно случилась вспышка. Магия всегда требует крови, вожделения, страха или боли. А лучше всего – всего в совместительстве.

– Что ты делаешь?! – вскричал Коул и шагнул к ней, но помешать не успел.

Кора, схватив узкий стилет, зажала его в ладони и скользнула пальцами по лезвию. Боль была резкой и в тоже время казалось далёкой. Сцепив зубы, чтобы сдержать невольный возглас, Корнелия занесла ладонь над металлическими скрепами. Кровь закапала на холодный металл, зашипела, испаряясь, будто он был раскалён до бела и, с лёгким щелчком, застёжки, одна за другой, после того, как получали свою долю «волшебного» зелья, отщёлкивались.

Переглянувшись между собой, молодые люди со смесью радости, любопытства и опаски покосились на открывшуюся книгу.

– Круто, – Коул скрестил руки на груди и хмуро рассматривал фолиант.

Потом протянул девушке платок, белоснежный и отутюженный:

– Накрой рану. Не люблю кровь. Меня от неё мутит.

Кора охотно перевезла парез, затянув платок на ладони жгутом.

Трепеща от волнения и предвкушения тайн, на пороге которых она стояла, она раскрыла книгу.