Швейцарец. Лучший мир  - Роман Злотников

Так что когда где-то в октябре Иосиф Виссарионович начал осторожное «прощупывание» на предмет того, чтобы перенести переезд Алекса и его семьи «в будущее» ещё хотя бы на один такт, он сразу сказал ему, что не против. Но именно и только на один. Потому что Ванька уже подрос и дольше тянуть возможности нет никакой. Ещё год-два, и он уже будет осознавать и понимать всё настолько хорошо, что ни о каком сохранении тайны уже и думать будет нельзя. Как бы этого ни хотелось. Вероятность того, что он точно где-то кому-то проболтается, будет близка к девяноста процентам. Причём и в этом времени, и в будущем. А это означает практически неминуемое раскрытие тайны и весь клубок сопутствующих проблем. Как для Алекса, так и для СССР. Причём и нынешнего, и будущего. Нужен ли им такой же «сквозьвременной хожденец», только уже работающий не на, а против Советского Союза? Вот то-то… Но в процессе разговора он постарался осторожно натолкнуть Сталина на мысль отправить в будущее ещё и кого-то из руководства. Сталин обещал подумать.

После этого разговора парень на некоторое время вернулся к тому, чем и занимался ранее. То есть помощи Гастеву с внедрением советского варианта системы «канбан» и других разработок, которые были признаны полезными для внедрения. Слава богу, особенного напряжения от него это не требовало, потому что кто-то из «возвращенцев» (ой, точно без Бориса Львовича не обошлось) приволок из будущего целый ворох информации о том, на каких предприятиях и в каких организациях эти усилия в прошлом такте реальности принесли наилучшие плоды, а где к внедрению новых методик отнеслись крайне формально и они ничего не дали. В основном, как понял Алекс, эта информация была добыта в архивах комитетов партийного и народного контроля… Так что его работа в ЦИТе по большей части свелась только к регулярному чтению лекций перед руководителями, которых отправляли на обучение в Институт труда, да проведению семинаров с сотрудниками. А поскольку большинство подобных руководителей было как раз из списка тех самых «провинившихся» организаций, каковые сотрудники Института труда, которых по получении информации накрутили «сверху», так что они принялись проверять их с истовым рвением, и за последующую «недоработку» большинству из данных руководителей грозило уже уголовное преследование, то слушали они его крайне внимательно и заинтересованно. Стараясь не упустить ни слова и тщательно разобраться со всеми моментами. Если уж «сверху» этому уделяется такое повышенное внимание. А с такими слушателями работать – одно удовольствие… Кроме того, его время от времени привлекали и к «музыкальному проекту», и к «спортивному», а пару раз даже попросили «набросать аргументацию» для разговора с фон Зеботендорфом и, как выразились, «людьми его плана». Но так, чтобы и остальным людям всё было более-менее понятно. В остальном же его жизнь как-то неожиданно для него вошла в обычный жизненный круг девяноста процентов населения планеты: работа/дом/общение с семьёй/редкие культурные выходы… Кстати, именно на подобных «культурных выходах» Алекс осознал, насколько его жена талантлива и популярна. Так, например, во время случайной беседы в Большом театре во время антракта он совершенно неожиданно для себя узнал, что своё участие в художественной выставке, которая должна была состоятся в Москве в декабре тридцать пятого, два великих художника – француз Анри Матисс и пока ещё не столь всемирно известный, но уже очень модный испанец Пабло Пикассо публично обусловили своим желанием познакомиться с госпожой До’Урден, которая, по выражению экспрессивного испанца, «является сияющей звездой на художественном небосводе, ибо она сумела привнести изящество и гармонию в грубую механическую утилитарность». Подобных восторженных эпитетов Эрика удостоилась после того, как на Всемирной выставке в Брюсселе, открывшейся двадцать седьмого апреля тридцать пятого года и все ещё продолжавшей работу, в составе советской экспозиции были выставлены прототипы новых моделей автомобилей заводов ЯАЗ, ГАЗ и ЗИС, дизайн которых был разработан именно Эрикой. Советским руководством ещё пару лет назад было принято решение иметь в любой отрасли не менее трёх профильных предприятий. Ну, чтобы они, конкурируя между собой, держали качество серийной продукции и уровень новых разработок на должном уровне. Но вот никаких специализированных секций дизайна в составе имеющихся на этих заводах КБ не имелось. Так что его жена развернулась на полную… А кроме того, в советском павильоне были представлены ещё и разработанные ею новые образцы станков со вполне привычным глазу Алекса, но очень необычным для настоящего времени угловато-ломаным дизайном, новые ткани со столь же непривычными орнаментами, а также новые образцы швейных и пишущих машинок. Ну а в виде кинжального удара выступили две коллекции платьев и костюмов, от вида которых, например, Лелонг Люсьен и Коко Шанель пришли в полный восторг, а вот Нина Риччи и «патриарх и гуру» французских кутюрье Поль Пуаре[90], наоборот, разразились гневными филиппиками, заклеймив «ужасное падение нравов, которому отдельные безответственные личности только потакают». Впрочем, как это всегда бывает в подобной области человеческой деятельности, скандальные заявления только добавили Эрике популярности… Причём, на его собственный взгляд, модели жены были не так уж футуристичны, как их именовала часть журналистов, пришедшая в экстаз от «первых в мире аэродинамичных грузовиков». Обводы одного из них – «ЗИС-118», очень напоминали знаменитого «Захара», то есть послевоенный «ЗИЛ-157», заметно отличаясь от него только несколько более изящными крыльями и ещё парочкой не столь значительных деталей. Но, похоже, для глаз местных, воспитанных на других формах и пропорциях, это действительно был шок.

А в начале февраля Алекса снова пригласили на Ближнюю дачу, где ему и было объявлено, что на этот раз вместе с ним в будущее отправится сам Сталин, Вавилов, который уже был в курсе наличия возможности связи с будущим, а также ещё один незнакомый зэк…

До приезда с компьютерных курсов Межлаука и Вавилова Алекс успел коротко доложить Сталину о том, что перед ними забрезжила реальная надежда в течение ближайшего месяца заполучить наконец-то абсолютно надёжную возможность не только пребывания на территории Франции, но и вполне легального передвижения по всему миру. Она называлась «инвестиционным видом на жительство» и состояла в том, что желающий получить полноценный, а не такой урезанный, который у них сейчас был, вид на жительство, во-первых, должен был открыть счета во французских банках. Но не любых, а таких, перечень которых ежеквартально публиковало французское министерство финансов. А затем, уже во-вторых, через эти банки инвестировать во французские государственные ценные бумаги весьма кругленькую сумму в сто миллионов франков на одно лицо. Общеевропейской валюты здесь пока ни в каком виде не существовало, но это совершенно никому не мешало. Конвертация одной валюты в другую производилась любым платёжным сайтом, терминалом, кассой или банкоматом и занимала долю секунды… Причём невзирая на то, что для четверых общая сумма составляла со всеми сопутствующими расходами почти четыреста пятьдесят миллионов франков, основная трудность заключалась не в ней. Денег было достаточно. Проблема была в том, что платить требовалось официально. А их паспорта были «левыми». Легализоваться в Швейцарии или Испании им на этот раз снова не удалось. Во Франции получилось только вот таким образом. С помощью паспортов ЮАС[91], которые в Европе считались «токсичными», ибо африканеры, в этой реальности заправлявшие в Южно-Африканском Союзе до сих пор, что, впрочем, отчего-то, похоже, только пошло ему на пользу, раздавали их почти кому угодно, лишь бы он был белым. Так что к владельцам таких паспортов в Европе относились о-о-очень настороженно, и мало кто вообще соглашался иметь с ними дело. Но другого выхода не было. Паспорта были нужны. А других достать не получилось. Потому как в этом такте выведенная Алексом закономерность, названная им «закон повторения криминального жизненного пути», почему-то сработала чрезвычайно слабо. Вследствие чего общение с криминалитетом Марселя и окрестностей оказалось куда более затруднено. Да и результаты этого общения не слишком порадовали. Вот и пришлось искать новые пути, из которых сработал только один. С ЮАС… Поэтому, прежде чем заняться планируемой инвестицией во французское государство, пришлось серьёзно озаботиться выходом на неких лиц, облечённых достаточной властью и влиянием, которые смогли бы гарантировать благосклонное отношение к запросам и отсутствие излишнего внимания. А то так не то что вид на жительство не получишь, но и вообще доступа к деньгам можно лишиться. Арестуют счета в рамках расследования какого-нибудь там дела о коррупции или незаконном пересечении границы – и всё. Блокировка счетов подозреваемых здесь вполне стандартная процедура. И весьма эффективная, кстати. Потому как более девяноста процентов платежей здесь проходит именно по безналу. В некоторых магазинах или, скажем, на заправках вообще касс нет. Заходишь в магазин, набираешь всё, что тебе надо, и спокойно выходишь. А при выходе со всех товаров, лежащих в твоих собственных сумках или пакетах, считываются радиометки с ценой, после чего деньги автоматически снимаются с карты, которая спокойно лежит у тебя в кармане. Или не с карты, а прямо с твоего счёта, который привязан к телефону, который лежит у тебя в кармане рядом с картой. Вот так вот просто – прошёл мимо плоских боковых антенн, расположенных на выходе из торгового зала, которые ещё в том времени, из которого Алекс провалился в прошлое, уже были вполне привычной деталью интерьера, они точно спозиционировали, какие товары вместе с каким телефоном прошли одновременно, и всё сработало. Ни очередей, ни кассиров. И это были ещё не самые продвинутые способы оплаты. Как вам, например, счёт, привязанный к вживлённому идентификатору?