Консул Содружества - Александр Зорич

– Начну, для наглядности, издалека. Предположим, у вас есть ручная обезьянка. Представили?

– В общих чертах, – подал голос Абубве.

– У вас также есть два одинаковых апельсина, – продолжал Эверт. – Вы кладете один рядом с обезьянкой, а другой – на расстоянии два метра от нее. Спрашивается, какой апельсин она возьмет?

– Что тут думать – ясно, возьмет тот, который ближе, – подал голос Файзам Рахими. – У меня на Лофелии был ручной питон. Настоящий, не это киберфуфло. Так ему мышь нужно было прямо в пасть закладывать, иначе он ее не жрал. Такой был ленивый.

Все заулыбались. Видимо, представили себе Файзама, заталкивающего мышь в глотку питону.

– Верно, Файзам. Животные очень ленивы. Точнее, они эргономичны. Из двух одинаковых апельсинов обезьяна всегда выбирает тот, что ближе. Но скажите, Файзам, что бы вы подумали, если бы обезьяна взяла вдруг не ближний, а дальний апельсин?

– Ну… что у нее крыша съехала, – неуверенно предположил Файзам, все больше смущаясь.

– А если бы было очевидно, что с соображением у обезьяны все в порядке? Что бы вы тогда подумали? – не отставал Вальдо.

– Ну даже не знаю…

– Что там, в дальнем апельсине, наркотики. Или какой-нибудь другой кайф обезьяний. И она это чует! – ответил за Файзама Джо Топак, лучась радостью познания.

Кстати сказать, еще на Декстра Порта я однажды застукал его с косяком в зубах. Видимо, тема кайфа Топака интересовала отнюдь не в общепознавательном аспекте. Ну и вкусы у Тайши Вассерфаль!

– А как бы вы узнали, что второй, дальний апельсин с кайфом? – допытывался Эверт.

– Я? Как бы я узнал? – переспросил Топак, глупо озираясь. Хотя было ясно, что вопрос обращен к нему. – Ну… понюхал бы этот второй апельсин для начала. А там видно будет…

– Правильно! То есть вы начали бы исследование второго апельсина.

– Типа того.

– Ну а если бы вы убедились в том, что второй апельсин ничем не пахнет? Что это совершенно обычный апельсин из универсального магазина?

– Ч-черт, да хрен его знает, что тогда… – смущенно потупился Топак.

И ежу было ясно, что с соображением у нашего австралийского аборигена Топака не очень-то.

Хотя в принципе я его смущение понимал. Эти разговоры про апельсины нас всех дезориентировали. Мы-то ожидали лекций о «глобальной обстановке», о «галактической безопасности». С кучей умных слов и намеков, вроде «мы же понимаем, что». А тут – какие-то обезьяны…

Я и сам не мог понять, к чему клонит Эверт. И тогда я решил взять огонь на себя – хватит издеваться над рядовыми, сениор Вальдо. Я вежливо поднял руку, прежде чем предложить свою версию.

– Я слушаю вас, Сергей. – Вальдо бросил на меня благосклонный взгляд. Это меня ободрило.

– Если бы я увидел, что дальний апельсин совершенно обычный, я начал бы исследование ближнего апельсина. Может, он-то как раз особенный! Может, он отравой какой-нибудь воняет. И обезьяна его есть не хочет, а потому потянулась за дальним. Известно же, что яблоки запахи впитывают. Может, и апельсины тоже…

– Верно, Серж! – просиял Вальдо. – Именно так! Так вот цель нашего разведывательного рейда, а точнее – исследовательской экспедиции, как раз и состоит в том, чтобы определить, не воняет ли чем ближний апельсин. Чтобы понять, почему им не интересуется обезьяна. В нашем случае обезьяна – это кроверны. Дальние апельсины – планеты Глокк, Эсквемелин, Ханако-4 и другие. Кроверны уже климатизировали их. Продлевая наше сравнение, обезьяна уже съела несколько дальних апельсинов.

– Хоть бы подавилась, – тихо прошипел Лесь-Николай Гайдамака. Я знал, что он потерял на пассажирском корабле в окрестностях Ханако-4 семью и двухлетнего сына.

Эверт тем временем продолжал:

– Наша обезьяна проглотила их быстрее, чем за год! При том, что под самым ее носом лежит несколько вполне съедобных плодов. И эти плоды находятся здесь, в секторе АН-9007. Их имена – Грин, Блю, Оранж. Еще вчера ни у одной из этих планет не было имени. Но сегодня имена есть. Их дал я. Ни одна из этих планет не пригодна для жизни кровернов. Ни одна из них не населена. Кроверны могли бы климатизировать их без всяких военных потерь – Содружество не интересуется этим сектором космоса. Содружество и бровью не повело бы, если б кроверны взорвали эти планеты ко всем чертям! Им не нужно было бы пускать в дело ни термитов, ни стрекошвеек. Достаточно было просто высадиться – и начать климатизацию. Но они предпочитают летать за тридевять земель, вторгаться на территории, уже населенные людьми, воевать там, терять своих собратьев. Лишь бы климатизировать пустыни Глокка или изгаженные людьми океаны Эсквемелина! Зачем? Ответ на этот вопрос и должна дать наша экспедиция. В случае, если мы узнаем, чем же отличаются эти планеты, ученые Содружества, возможно, смогут изобрести способ отвадить кровернов от наших колоний.

– А если мы не узнаем ответа? – предположила Эстер Карлскрона.

– Тогда нашу миссию можно будет считать невыполненной.

Я зашел в душевую самым последним – вверенный мне и Свечникову взвод уже давно успел помыться и разбрестись по своим каютам.

Такое единодушие в деле гигиены было феноменом объяснимым. Мало ли – может, прямо завтра бой со скатами. Так и помрешь грязным. А там кто знает? Вдруг на тот свет с нечищеными ногтями не берут?

Один только задумчивый, если не сказать отмороженный, Кизи Кен Аман тщательно вычесывал свою длинную шевелюру возле термосушки в излюбленном центаврианском темпе – то есть очень и очень медленно.

От прочих же остались только лужи возле ящичков в гардеробной. А от Свечникова еще – нашейный платок ворэнта, который он забыл возле кибермеха для чистки ботинок.

Перебросившись с Кизи Кен Аманом парой дежурных острот, я побрел в кабинку, которую за последние несколько дней уже привык считать «своей», и включил воду.

Я давно заметил: под душем особенно хорошо думается.

Какие только мысли не лезли мне в голову!

Вот, например, вода. Известно же, что воду после наших омовений не «выливают» за борт, как думают некоторые хурманчи. А гонят через рециркуляционные фильтры. Так что она снова становится чистой, совершенно прозрачной, пригодной даже для питья. А затем – мы снова идем принимать душ. И снова моемся этой же самой водой.

«Так вот интересно, – размышлял я, – какой водой я сейчас моюсь? Той, которой мылся с утра? Или та вода, которой мылась Тайша Вассерфаль с полчаса назад, уже успела пройти фильтрацию и теперь касается моего тела?»

Мысль была дурацкой. Но мою не очень требовательную душу согрела.

Я сам себе улыбнулся, методично растирая мыльную пену по груди и животу. Жизнь прекрасна!

Я уже решил закругляться, когда обнаружил, что у меня появилась соседка – в кабинке рядом кто-то деятельно плескался. Это была определенно «соседка», а не «сосед», судя по тому уморительному мурлыканью, которым сопровождала она свое мытье.