След крови - Стивен Эриксон

– На таком холоде? Полагаю, вряд ли.

– Оставлю их пока здесь, – выпрямившись, объявил Корбал.

Подойдя к тяжелой двери, он положил ладонь на засов.

– Естественно, заперто, – пояснил Хордило. – Придется ждать, пока повелитель не соизволит открыть.

Корбал, однако, продолжал тянуть за засов, пока железо не согнулось, после чего по другую сторону двери послышались приглушенный треск и звук падения чего-то на пол. Толкнув дверь, Брош шагнул внутрь.

Хордило в ужасе бросился за ним. Прежде чем он сумел преградить Корбалу путь, они успели пересечь широкий, но неглубокий гардероб и оказаться в главном зале.

– Ты что, совсем спятил? – хриплым шепотом спросил Хордило.

Корбал Брош развернулся к Бошелену и сказал:

– Он стоит у меня на дороге. Почему он не дает мне пройти?

– Полагаю, – ответил Бошелен, проходя мимо него и быстро поправляя плащ, – что сей констебль служит своему повелителю из укоренившегося до мозга костей страха, даже скорее – ужаса. Я лично всегда считал отношения между хозяином и подчиненными весьма проблематичными. Ужас в конечном счете притупляет высшую умственную деятельность, отчего страдает способность к непредвзятой оценке ситуации. Соответственно, наш провожатый, считая свое положение более чем неловким, всерьез опасается за собственную жизнь.

– Я решил, что он мне не нравится, Бошелен.

– Мне вспоминается, как Риз, в самый первый день работы на нас, отважно бросил вызов незваному гостю, защищая наше право на уединение. Воспринимай этого человека как жертву паники, Корбал. Естественно, ты можешь его убить, если пожелаешь, но кто тогда представит нас хозяину крепости?

К ним приближались тяжелые шаги, грохотавшие по каменным плитам пола.

– Голем идет! – выдохнул Хордило. – Теперь вам конец!

– Отойдите в сторону, сударь, – посоветовал Бошелен. – Возможно, нам придется защищаться.

Широко раскрыв глаза, Стинк попятился к стене рядом с входом:

– Я тут ни при чем! Вообще!

– Разумное решение, сударь, – пробормотал Бошелен, взмахивая полой плаща.

Под ней оказались тяжелая черная кольчуга и висевший на поясе меч, костяная рукоять которого исчезала в закованной в перчатку руке. Бошелен был готов извлечь оружие из ножен.

Его товарищ повернулся туда, откуда слышались шаги.

Однако всех троих застиг врасплох голос, раздавшийся с другой стороны зала:

– Эй, Хордило! В чем дело, во имя Худа? Иди закрой уже эту клятую дверь! Тут и без того холодно, чтобы еще добавлять сквозняк!

– Писарь Грошемил! – облегченно выдохнул Хордило. – Я арестовал этих двоих: вот этот убил Страхотопа! А потом сломал запор на двери и…

– Тихо! – бросил Грошемил. Поставив ведро, которое держал в руке, и прислонив к стене швабру, он отряхнул ладони и шагнул вперед. – Гости, как я понимаю?

– Они убили Страхотопа!

– Ну, если ты так говоришь, Хордило… Какое несчастье.

– Не могу с вами не согласиться, – вставил Бошелен. – И можете мне поверить, сударь, что ваш хозяин не будет иметь к нам претензий.

– Ну… раз у него ушло пять месяцев на то, чтобы оживить этого болвана, думаю, он все же расстроится, – ответил Грошемил.

В это мгновение появился голем. По ржавчине на его ведроподобной башке Хордило понял, что это Брюходер. Скрипя шарнирами, монстр остановился и медленно поднял алебарду.

Внезапно прямо перед ним возник Корбал Брош: евнух без каких-либо усилий вырвал оружие из железных клешней голема и отшвырнул его в сторону. Небрежно протянув руку, он открутил Брюходеру голову. Из зияющей дыры в горловине хлынула жидкость. Обезглавленный голем отступил на шаг и опрокинулся наземь, вдребезги разбив плитки пола.

Все еще сжимая в руках сочащееся каплями железное ведро, Корбал повернулся к остальным, сосредоточенно хмуря лоб.

– Сломался, – сообщил он.

– Видел? – заорал Хордило, бросаясь к Грошемилу. – Вот что он творит!

Писарь побледнел, облизнул губы и, откашлявшись, сказал:

– Ладно… пожалуй, я лучше позову хозяина.

– Разумное решение, – заметил Бошелен.

– Я с тобой! – заявил Хордило.

– Нет. Оставайся тут, сержант. Уверяю, я скоро вернусь.

– Не оставляй меня с ними!

Вздохнув, Грошемил повернулся к Бошелену:

– Полагаю, вы в состоянии сдержать своего товарища, сударь, чтобы присутствующий здесь сержант не сомневался, что никто не оторвет ему голову или еще что-нибудь.

– Я готов заверить вас в чем угодно, – ответил Бошелен. – Вот только зачастую оказывается, что миру наплевать на любые заверения. И тем не менее я убежден, что голова еще какое-то время останется на плечах у сержанта.

Хордило шагнул ближе к Грошемилу:

– Прошу тебя, не оставляй меня с ними!

– Мы сейчас вернемся. Проклятье, да будь же ты смелее!

Хордило посмотрел вслед поспешно удаляющемуся писарю. Хотя теперь они находились внутри крепости, его все еще била дрожь. Прислонившись спиной к стене, он взглянул на двоих чужеземцев напротив. Корбал Брош перевернул железную голову голема и вытряхивал из нее последние гремящие кусочки металла. Бошелен медленно стягивал перчатки.

– Дорогой сержант, – сказал он, – я хотел бы спросить насчет вашего повелителя…

Хордило покачал головой:

– Вам не удастся ничего у меня выведать.

Бошелен пожал плечами, удивленно подняв брови:

– Всего лишь простое любопытство с моей стороны, не более того.

– Я выполнил свой долг, как и полагается.

– Да, разумеется. Но признайтесь, теперь… вы об этом сожалеете?

– Сожалеть о чем-либо придется только вам двоим. Повелитель Клыкозуб Коготь известен также как Терзающий, и он вполне заслужил этот титул.

– Как кто? Дерзающий?

– Что? – не понял Стинк.

И тут их внимание привлекли шаги в коридоре. Корбал Брош выронил железную голову Голема, и лязг от ее падения эхом разнесся по залу.

Несколько мгновений спустя появился Грошемил, следом за которым шагал сам повелитель Клыкозуб.

Хордило увидел, как взгляд его хозяина застыл на лежавшем на разбитых плитках обезглавленном големе. Лицо повелителя ничего не выражало.

– Корбал, друг мой, – сказал Бошелен, – полагаю, тебе следует принести повелителю извинения за плохое обращение с его големами.

– Прошу прощения, – проговорил Корбал. Его толстые губы были странным образом испачканы вылившейся из голема жидкостью, как будто он только что облизал пальцы.