Совершенная технология - Евгения Озерова

– А? – вскинулась она, ощутив прикосновение, и в мягких лучах рассвета разглядела деда, сидевшего на постели.

– Дурилка картонная. Так ничего и не поняла.

– Ты?… – злобно вскрикнула она, не обращая внимания на его слова.

– Ничего не поняла, говорю. Спи. Извини, другого выхода нет. Он легко улыбнулся, и Шуша, ещё пытаясь что-то возразить, а может, наоборот, всё-таки поплакаться в жилетку и пожаловаться на судьбу, уткнулась носом в зарёванную подушку.

Дед посидел минутку, вздохнул, наблюдая за тяжело дышашей Шушей. Потом чуть взмахнул рукой. В ладони оказалась новая чистая наволочка, и дед, чуть приподняв голову правнучки, подстелил её на подушку так, чтобы щека лежала на сухом. Шуша сразу задышала ровнее.

– Я-то думал… А ты всё, как дитя неразумное… Завтра поговорим, – он погладил её по спине, потом натянул ей на плечи край толстого лоскутного одеяла и вышел из комнаты.

Шуша всхлипнула и снова свернулась клубком.

Открыв, наконец, глаза, Шуша поняла, что более спокойных и счастливых пробуждений у неё в жизни было по пальцам пересчитать.

Сначала она медленно, неторопливо выплывала из длинного сна, в котором они с сокровищем по очереди ныряли в каком-то тёплом заливе, всерьёз демонстрируя друг другу достижения по задерживанию дыхания. Потом, уже ощущая щекой материю наволочки и тёплую тяжесть одеял на теле, она мимолетно подумала, что здесь не существует ни будильников, ни обязанностей, повернулась на другой бок и с наслаждением задремала снова… Мимолётные ветры носили её по миру, где-то, на берегу волшебного моря, ей удалось поймать рыбку, которая превратилась в улыбку сокровища, какие-то замки рушились, чтобы на их обломках выросли деревья, а потом и леса, где-то по миллиметру в год вырастали коралловые острова, а в полутьме джунглей растения рвались к небу со скоростью двадцать сантиметров в час, и она наблюдала за этим со стороны, ощущая тепло одеял и сладкий запах подушек…

В окне всё так же серебрилось небо с тонкой красной полоской восхода над дальним берегом озера. Шуша подняла руку, чтобы посмотреть на часы, потом вспомнила, что вроде бы положила их на полку в изголовье… Потом засмеялась счастливо и, подскочив с кровати, кинулась к ларю, стоявшему в дальнем углу.

Ей было хорошо. Действительно, в кои-то веки, хорошо. Так хорошо, что она готова была танцевать от ощущения свободы. Подобное, наверное, испытывает человек, долго терпевший физическую боль, привыкший к ней и вдруг разом от неё избавившийся.

Избавившийся? Она замерла, склонившись над открытым ларём и зажав в руке уголок только что найденного в нём огромного махрового полотенца. Правильно. Избавившийся. Она больше не чувствовала занозу корабля под сердцем. Она больше не ощущала бесконечной ответственности. Она не ощущала того, к чему привыкла, – веяния крыльев бабочек, роста кораллов, напряжения магмы под Этной, капель «ледяного дождя» над Лабрадором…

Но главное всё-таки – она не чувствовала корабля. Шуша даже представить себе не могла, что она настолько привыкла к его тяжести всего за какие-то пять дней.

И вот теперь всё. Свободна!

Она схватила полотенце и, размахивая им над головой, выскочила из комнаты, пробежала тёмные сени и вырвалась на простор. Впереди, до самого озера, в утреннем тумане, на земле была только хвоя, немного коловшая босые ноги, и редкие кустики.

Бросив на песчаный берег полотенце, она с визгом влетела в тёплую воду. Нырнула вертикально, с открытыми глазами, бешено колотя ногами, чтобы погрузиться. По песчаному дну ползали перловицы. Она подхватывала одну за другой, играя. Моллюски оскорблённо сжимали половинки раковинок, Шуша откидывала их в сторону, хватала следующие… Потом, набрав побольше воздуха в лёгкие, проплыла на спор с самой собой, сколько выдержит. Перед глазами стелились длинные, тонкие колышущиеся слоевища водорослей.

Наконец, она почувствовала, что замерзает, вернулась к берегу, нащупала ногой дно и, торжествующе вопя, выбежала на песок и закуталась в полотенце.

Как обычно, она не услышала его шагов заранее.

– Ну вот, теперь легче? – улыбающийся мужчина в модной шёлковой рубашке внезапно одёрнул уголок полотенца, на котором она сидела, и присел рядом.

– Да ничего, – она отвела взгляд, не зная, как вести себя после того, что услышала ночью за стенкой.

– Прости меня. Недооценил я, как ты устала. Извини, просто пытался помочь. Тебя сразу надо было спать уложить… Впрочем, ты бы, наверное, ещё больше разозлилась…

Шуша помолчала. Возможно, дед и впрямь был прав. Она вспомнила безумную пробежку по холмам, потом баню, устроенную Матильдой (на секунду она покраснела, вспомнив, как отводила глаза от… от кос феминомилитарофила), потом «прямой эфир» и свои ночные «открытия»… Она действительно очень устала, так устала и задёргалась, что даже не почувствовала избавления от тяжести корабля, когда вошла в двери этого мира. И не сумела понять, что дед пытался сбить накал её нервного напряжения, пытался искренне, хотя не желал действовать насильственно. Но пришлось, и навеянный его магией сон пошёл ей впрок.

– Две недели почти, бедная ты моя, мучилась… Прости меня.

Она почувствовала, что дед протягивает руку, собираясь приобнять её, и чуть отстранилась. Собственная нагота, прикрытая лишь полотенцем, смущала её теперь.

– Деда, не в этом образе, – твёрдо сказала она. Мужчина усмехнулся.

– Ах вот как… – прошептал он. – Ах вот как!

Он вскочил на ноги, неуловимо меняясь, и через секунду перед Шушей стоял бородатый старик в мятой фуфайке вместо модной шёлковой рубашки.

– Ах вот как! А ну-ка, внученька, встала быстро! С ума сошла, что ли, окаянная! Попа голая, губы синие, на себя посмотри! На холодной земле сидишь! Быстро в дом!

Шуша, подхватывая полотенце, бегом понеслась к избе.

– Или мне ещё хворостину достать?! Я могу, могу! – скрипучим голосом кричал с берега дед. – Отстегаю будь здоров! Так прожарю, света белого не взвидишь!

Она рванула на себя дверь и влетела в дом. Потом, уже из чистого озорства, рывком снова приоткрыла её, показывая деду язык, и тут же в притворном детском ужасе захлопнула: киреметь оказался неожиданно рядом, уже на крыльце, снова в своём мужском образе. Мельком заметив в сенях Матильду, она понеслась одеваться.

– Ну хватит уже хиханек! – знакомый голос раздался будто над ухом, и Шуша в комнате, одновременно стряхивая песок со ступней и панически пытаясь разобраться в лямках лифчика, присела от неожиданности.

– Сейчас, сейчас! – прокричала она через дверь, натягивая брюки.

Когда она вошла в закопчённую кухоньку, дед сидел, сложив руки на столе. Матильды в округе не наблюдалось.

– Отдохнула? – сварливо поинтересовался дед. Шуша кивнула.

– Счастлива?

– Ну, почти… – рискнула ответить Шуша.