Флагман владивостокских крейсеров - Александр Чернов

– Тем, что вы явились сюда агитировать нас «усердно работать» на благо прогнившего самодержавного царского режима за гроши, которых нам к тому же не платят, – болезнено отреагировал на смешки своих товарищей рабочих Яков. Смех сменился одобрительными выкриками: «Яшка, давай!»

– Я сюда как раз и явился разобраться, почему за честно отработанные сверхурочные рабочим не выплачивается достойное вознаграждение, – мгновенно отозвался Банщиков. – И более того. Пока будет вестись разбирательство между морским ведомством и новым руководством завода, все расчеты за сверхурочные будут производиться еженедельно именными царскими чеками. Подсчет сверхурочных можно возложить на специально выбранный из состава работников комитет. Вами выбранный, господа рабочие…

– А почему это… Какое такое новое руководство завода? – раздался вопрос из толпы удивленных работяг.

– Все старое руководство находится под следствием в Петропавловской крепости, по обвинению в срыве заказа Морского министерства на ремонт боевых кораблей русского флота, – сказал, как отрубил, Вадик. После чего, выдержав паузу, необходимую рабочим для переваривания новости, он наклонился к толпе и продолжил в стиле Ленина или Гитлера: – Пока наш флот на Дальнем Востоке отчаянно нуждается в подкреплениях, способных помочь ему быстро расправиться с подло напавшим на нас японским флотом, эти безответственные деятели намеренно затягивали ремонт, надеясь удвоить свою прибыль за счет повышения цен в несколько раз при применении сверхурочных через месяц-другой. А чиновники из фабричной инспекции им способствовали и покрывали, намереваясь к сверхурочным применять обычную штрафную сетку! Едва узнав об этом произволе, государь распорядился ввести на казенных заводах, работающих на армию и флот, новое управление, особых военных представителей для надзора за ходом и качеством работ и прямую оплату из личных царских средств. Отныне штрафы выписываются только за злостные нарушения дисциплины, а сверхурочные оплачиваются в полуторном размере, еженедельно и именными царскими чеками.

Радостный гул голосов рабочих был прерван следующей фразой неугомонного доктора:

– Но! Только за работу без брака! Если кто-то раскрепит лист брони так, что тот готов будет отлететь при первом попадании снаряда, то он фактически работает не на Россию, а на Японию. Вот пусть он в Токио за зарплатой и отправляется. То же самое относится и к инженерам и поставщикам материалов. Если кто-то из вас, уважаемые, заметит, что на верфь к вам доставили некачественные материалы, ни в коем случае их не используйте, немедленно сообщите об этом военному представителю, и премия вам будет гарантирована. Так же как гарантировано судебное разбирательство и тюрьма тому, кто эти материалы завез.

– Я вот только не пойму никак, ваше благородие, – раздался ехидный вопрос со второго верстака, – вы за продолжение войны или за ее скорейший конец? Совсем заврались что-то…

– Яша, если я вам сейчас за ваши слова дам в морду, вы сопротивляться будете или к полицмейстеру и мамане жалиться побежите? – спросил у поднадоевшего оппонента Вадик.

– Вы, вы… – немного не привыкший к такому способу ведения публичной дисскусии Яков, изрядно раззадоренный ржанием товарищей, не сразу нашел подходящий ответ: – Да только попробуй! Тогда узнаешь, держиморда царская, душитель свободы!

– Отчего же душитель? Напротив – вполне свободно готов с вами на кулачках обсудить все наши разногласия. Здесь, сейчас и с глазу на глаз, – под все более громкий одобрительный хохот работяг отозвался довольный Вадик. – Но если серьезно… Вот вы, естественно, готовы дать сдачи. А почему вы нашей стране, России, отказываете в такой возможности? На Россию напали, что еще нам остается делать? Сдаваться без боя на милость Японии тоже как-то уж слишком… Другое дело: нам надо победить Японию с минимальными потерями русских солдат и матросов. Или просто сделать продолжение войны для нее слишком невыгодным. И только после этого Россия может предложить мир. Не как побежденная сторона, об которую потом весь мир будет вытирать ноги, а как милостивый победитель. Разницу ощущаете, уважаемые?

Если кто-то из вас не желает честно и без брака работать на победу России по двенадцать часов в сутки, из которых четыре часа будут оплачиваться по полуторной ставке, уходите сразу, сейчас. Кто желает – немедля начинайте. Перед нами и так поставлена почти невыполнимая задача: через месяц в море из Кронштадта должны выйти, поменяв артиллерию, «Наварин», «Николай I», «Нахимов», «Память Азова» и «Корнилов». Через три месяца должны закончить капремонт «Сисой Великий» и «Владимир Мономах», который пока ведется через пень-колоду. Но самые главные усилия предстоит сосредоточить на достраивающихся «Орле», «Князе Суворове», «Олеге» и на «Жемчуге» с «Изумрудом». Все они, вместе с «Александром III» и «Светланой», должны к осени уйти на Дальний Восток! А следом за ними, еще до ледостава, «Бородино» со «Славой»…

Короче, работы много и хватит на всех. И надолго. Скажу больше, ее настолько много, что сюда сейчас эшелонами везут рабочих из Нижнего Новгорода и со всех черноморских верфей, кроме тех, кто остался достраивать «Князя Потемкина» и «Очакова». Работы в ближайшие шесть-семь месяцев, а может и поболее того, будут вестись и тут и там в две длинные смены, без выходных. Если вы хотите быть частью этого, хотите, чтобы вам было что рассказать своим детям, хотите заработать сами и помочь своей стране выиграть эту навязанную нам войну, принимайтесь за работу. Если же вам на Россию наплевать, чтоб и духу вашего больше на заводе не было с завтрашнего дня!

– Вы тут все нам красиво напели, а как дойдет до дня расчета, кто нам гарантирует, что мы эти полуторные деньги получим? – не унимался Бельгенский, на глазах которого шли прахом результаты трехмесячной работы. – Кто нам гарантирует, что мы вообще хоть какие-то деньги в срок получим, а не как в этот раз?

Банщиков уже набрал в грудь воздух, чтобы окончательно размазать доставшего его эсэровского агитатора, но не успел.

– Мы гарантируем, – раздался от ворот цеха не слишком громкий, но властный голос.

Обернувшись в сторону говорившего, рабочие, с повергающим в оторопь удивлением, увидели в воротах цеха невысокую ладную фигуру в длиннополой шинели с погонами каперанга на плечах. По прошествии нескольких секунд по толпе прокатилось неуловимое движение и неясный приглушенный гул: подданные наконец поняли, что видят здесь, прямо перед собой, императора и самодержца Всероссийского, царя Польского, великого князя Финляндского и проч., и проч., и проч.

Впрочем, вся эта мишура титулов сосредоточивалась в одном человеке – Николае Александровиче Романове. Авторитет царя не был подорван поражением в войне, кровью первой революции, и даже те из рабочих, кто с удовольствием за глаза называл его «Царскосельским сусликом», сейчас, перед лицом императора, несколько подрастерялись.

Уверенно, в сопровождении всего лишь четырех казаков личного конвоя (лучший стрелок Преображенского полка, залезший на подъемный кран и взявший на всякий случай на прицел остолбеневшего от неожиданности агитатора, остался за кадром), царь прошел сквозь расступающуюся толпу к верстаку, с которого вещал Банщиков, и подал ему руку, за которую тот рывком втащил самодержца наверх. К сожалению, этот момент не запечатлела для истории фотохроника, а жаль! Картина была еще та, особенно выражения лиц работяг…